Лист сообщал, что фирма «Империал Кемикал Индастриз» уже выработала 3 килограмма гексафторурана.
Получение урана-235, согласно его данным, осуществлялось «диффузией гексафторурана в парообразном состоянии» и так далее.
Возобновление работы с Кембриджской группой (Маклин, Филби, Кернкросс, Берджесс, Блант) было рискованным, но оправданным шагом, и в июле 1939 года Берия дал санкцию на данные действия. Все тогда боялись истории с бежавшим в 1938 году Орловым. Бывший резидент в Испании, «перехитривший систему», мог засветить англичан, но этого не случилось, и в последующем информация, поставляемая этими агентами, носила стратегически важный характер.
Вообще работы по накоплению информации по атомной проблематике шли, конечно, в разных направлениях. В частности, в 1941 году ранее уже упоминавшийся физик Хоутерманс, работавший с Ландау в ХФТИ и «переданный» немцам после подписания пакта с Германией, дал задание немецкому физику Ф. Райхе, покинувшему в этом же году Германию, проинформировать научный мир о развертывании работ в нацистской Германии по созданию атомного оружия и что этим вопросом занимается урановое общество, созданное осенью 1939 года, под руководством Э. Шумана, в которое также вошли фон Вайдзекер, Гоайтек, Гейзенберг и другие.
Несколько позднее от нашей резидентуры из оккупированного немцами Харькова была получена информация о том, что Ф. Хоутерманс прибыл в Харьков со специальной миссией, направленной военным командованием, с целью досконального изучения материалов, наработанных в УФТИ по урановой проблематике. Сообщалось, что Хоутерманс прибыл в эсесовской форме. Проинформированный об этом академик Капица сразу же указал на то, что в Германии проводятся работы по созданию атомной бомбы. Но возможен и такой вариант, что Хоутерманс был агентом НКВД. К этому предположению можно прийти по следующим причинам: в 1937 году он был задержан и содержался в следственном изоляторе, где с ним наверняка велась работа сотрудниками разведки и контрразведки, ведь Хоутерманс был иностранец. Затем его освободили и как бы в качестве доброй воли «передали» немцам. Взгляды Хоутерманса, разумеется, и близко не могли быть пронацистскими, так как он сам переехал и долгое время работал в СССР, причем в среде физиков, многие из которых были евреями. Так что его согласие на работу с нацистами, да еще в качестве эсэсовского офицера, выглядит очень похожим на внедрение. К тому же факт организации им миссии Райхе в США, где у советской разведки была серьезная сеть, которая сразу же вышла на немца, тоже весьма показателен. Но это лишь предположение. Заподозрить Geheime Staatspolizei (Гестапо) в непроницательности не приходится, и Хоутерманса, конечно, многократно проверяли, тем более что он был в форме офицера SS. Но предположить подобное можно.
Так или иначе, американское направление было вторым главным направлением сбора разведывательной информации по ядерной проблеме, и если в начале поток сообщений из США уступал количественно информации из Лондона, то только лишь по той причине, что изначально советская агентура в этой стране имела несколько иные задачи. Тем не менее воздействие сообщений, которые поступали в Центр из Англии, Германии и Скандинавии и которые регулярно просматривал Берия, заставили в дальнейшем внести серьезные коррективы в работу нашей разведывательной сети и в США.
В апреле 1941 года резидент в Нью-Йорке Овакимян получил информацию о миссии Райхе. Но Берия тогда этoмy не придал особого значения. Однако когда Горский начал слать в конце 1941 года одно сообщение за другим о серьезном продвижении в создании атомного оружия в Англии, информацию от Овакимяна вспомнили, и Берия фактически перенацелил часть «американской» резидентуры на поиск сведений об атомной бомбе. Это, кстати, интересный штрих не в пользу выдающегося ума Лаврентия Павловича. Как же так – то Серго утверждал, что отец конспиративно встречался с Оппенгеймером еще в 39-м, а тут получается, он в момент, когда работы по «сверхоружию» велись всеми основными игроками, «пропускает мимо внимания» сообщение о миссии немецкого физика, направленного в США, эсэсовским офицером-физиком, хорошо нам известным, а возможно, и вообще чуть ли не «кротом»? Как же так? Где известная проницательность информированность и интуитивная хватка Берии? Ее почему-то тут не видно. Может, потому что пределы этих качеств у Лаврентия Павловича тоже были вполне конкретными? Думается, что, скорее всего, так и есть. Но продолжим.
