— Всех бросим туда — что останется про запас? — спросил я. — Не спешите, и до нас дойдет очередь…
Сзади хлопнула дверь. Вошли двое. Боец вполголоса сказал, поворачивая майора в нашу сторону:
— Там они, товарищ майор.
Громадный и медлительный, без головного убора, майор Федулов шел по коридору, слегка покачиваясь и как-то странно отфыркиваясь. Когда он приблизился, я заметил, что волосы его были мокры и прядями свисали на лоб: должно быть, боец, чтобы выстудить хмель, поливал голову майора холодной водой.
— Здравия желаю, товарищ капитан, — сказал майор Федулов, виновато ухмыляясь. — Прибыли мне на смену? Давно пора, а то тут с ума сойдешь… Хотя и не москвич, а считаю ее, матушку, своей единственной, родимой… — Он потер ладонью широкое лицо. — Как ты думаешь, капитан, захватят они ее? Раздавят?
— С такими, как вы, захватят, — сказал я жестко. — Непременно. Таких раздавят.
Это разозлило Федулова, он вдруг закричал срывающимся голосом, грубо и с угрозой:
— Меня раздавят?! Меня! А чем я хуже вас? Чем? Нет, братец, меня раздавить не просто. Я не козявка, я солдат! — Дрожащими пальцами он расстегнул шинель, откинул левую полу. Пламенно сверкнули два ордена Красного Знамени. Он ударил себя в грудь. — Этим орденом за Финляндию наградили, а этим — за Минск, Ельню! Себя не жалел. И фашистов не жалел. Понял? Оскорбил ты меня, капитан.
— Где ваши люди? — спросил я, когда майор успокоился и утих, сокрушенно и с огорчением покачивая головой. Он простодушно рассмеялся и вяло махнул рукой.
— Черт их знает где! С девчонками романы крутят. Спартак, обеги дома, прикажи ребятам собраться во дворе…
Белобрысый боец кинулся выполнять приказание. Я спросил майора:
— А если сейчас, немедленно нужно будет решать боевую задачу, что вы станете делать?
— Не тревожьтесь, задачу решим. Я только и делаю, что жду боевой задачи. — Майор начал приходить в себя. — Эх, капитан… фронты лопаются, как орехи, а тут — батальон… Лейтенант, — обратился он к Тропинину, проследи, пожалуйста… Хотя постой, я сам. Проветриться не мешает… Комиссар здесь?
— Нет, — ответил Тропинин. — Сказал, что поехал домой и в случае чего явится по звонку.
— Позвони ему, попроси немедленно прибыть…
Майор ушел, а Тропинин скрылся в директорском кабинете. Я долго смотрел в окно, раздумывая о создавшемся в батальоне положении и о своей новой роли, неясной и загадочной. Я был убежден, что бойцам, предоставленным самим себе, не так уж радостно чувствовать свободу перед лицом смертельной угрозы и их легко будет привести в норму…
Вскоре майор Федулов пригласил меня во двор.
— Прошу вас, капитан, на смотр войскам. — Он совсем протрезвел, вел себя как-то не по росту суетливо и от этого казался еще более жалким, виноватым и несчастным.
Батальон был выстроен на спортивной площадке повзводно. Это были молодые и здоровые ребята с автоматами поперек груди. На меня смотрели выжидательно.
— Товарищи бойцы и командиры! — откашлявшись, обратился к ним майор Федулов. — Вот и пришла пора распрощаться мне с вами. Так и не дождались золотого времечка — побывать совместно в деле. Представляю вам нового командира капитана Ракитина.
Кто-то из бойцов спросил:
— А вы куда же, товарищ майор?
Федулов встрепенулся, приосанился и ответил громко и хрипло:
— Куда пошлют. Передовая теперь рядом. На нее путь всегда открыт. Может, там и встретимся.
Я попросил проверить списки. В строю не оказалось двадцати шести человек. Майор Федулов успокоил меня.
— Они где-нибудь поблизости. Подойдут. — Он все время ощущал какую-то неловкость, должно быть, оттого, что я встретил его в нетрезвом виде.
Я медленно прошел вдоль строя, пристально и с беспокойством вглядываясь в лица бойцов, пытаясь угадать, что это за люди, с кем придется, быть может, завтра идти в бой. Вернувшись на прежнее место, я скомандовал:
— Коммунистов попрошу подойти ко мне.
Строй не дрогнул. От него отделились лишь трое: два командира и пожилой красноармеец с рыжей широкой бородой.
— Лейтенант Кащанов, командир второго взвода, — представился один, узкоплечий, с большим кривоватым носом на узком лице. Второй, приземистый, скуластый, с тонкими, неистово светящимися полосками глаз, тоже назвал себя:
