— Царица ли?
— Нет — царица разъезжает с воинством... Может, старшая рода, матка иль ведьма?
— На ведьму очень похожая — чёрная.
— Тут много чёрных... А как смотрит ластиво.
— А на лбу её начертано, что обманывает люд всю жизнь. Добрая-то добрая, а на мужичков слышала как покрикивает?
Не поворачивая головы, Клавдия слушала этот обмен мнениями, снисходительно в сторонку улыбалась, по ноткам голосов что-то определяя для себя.
— А давайте, подружки, договоримся так: вы сядете внутрь, а я выйду, и кто-нибудь из вас даст мне свой меч — с ним пойду по улице, размахивая!
Впередиидущий воин-сателлес недоверчиво оглянулся. Госпожа, не дожидаясь ответа всё равно ничего не понявших дикарок, остановила носилки и вышла. С заговорщицким видом стала подталкивать нечаянных знакомых в паланкин. Когда те, переговариваясь и волнуясь, не розыгрыш ли это, уселись в нём напротив друг друга, Клавдия пальцем постучала по пересечке меча, прося на время доверить клинок ей. На то был резкий отказ.
— Точно — какая-то обманщица!
— Нам без оружия нельзя! Мы можем и вылезти!
Но римлянка удержала строптивых подружек на местах и, о чём-то весело сообщив небесам, зашагала рядом.
Немного освоившись с качкой — не морской, а идущей от напряжения сильных мужских тел — амазонки почувствовали сладко-мучительную негу внутри себя. Рядом запросто шествовала богатая римлянка. Чуть склонившись вперёд, она красиво несла свою грудь. На удивление рельефные ягодицы её и бёдра ходуном ходили под тонкой материей. Талия, перехваченная золотистым пояском, подчёркивала гладкость телес. Задница походила на два больших налитых яблочка.
Клавдия косилась на пленённых её очарованием и обаянием дикарок, тепло улыбалась им. Синенький носовой платочек её непрерывно мелькал на уровне коленей, другая рука придерживала полы.
На всё это отрешённо взирали подруги. Народ — и стар, и млад — останавливался, любуясь шествием красавицы. Клавдия действительно, являла собой верх природного совершенства и страстной мечты. Не прилагая к тому особых усилий, она немедленно овладела всем и всеми.
Бореас и Лана, открыв рты, сгорбились и не дышали.
— Эй, возьми меч... — Лана протянула красавице тяжеленную железяку.
Та, услышав окрик, остановилась, вытряхнула из сандалий камешки, изумлённо осмотрела меч, потом томно взглянула на Лану, не решалась взять страшную штуковину.
Носильщики тоже стояли. Сопровождающий воин устрашающе посматривал на толпящихся зевак.
Лана забеспокоилась: отчего-то римлянка меч не брала, мало того — глазами старшей подруги, превосходящей во всём младшую и несмышлёную, откровенно пялилась на пышногрудую степнячку.
— Я выйду, — решила сойти на землю Бореас, но Клавдия замахала руками — мол, сидите-сидите. Она взяла меч, искательно глядя на обеих подруг, и ахнула.
Доброе оружие, конечно, было тяжеловато для неё, изнеженной.
— Ах! — ещё раз слабо вскрикнула римлянка, пытаясь удержать меч за рукоять, и зажмурилась, когда остриё с глухим звоном брякнуло о камни мостовой. Она рассмеялась, силясь поднять ратную снасть, лицо её выражало восхищение новыми знакомыми.
Бореас и Лана никогда не видели столь хилую бабу — даром, что дородна телом! Дрожащие пальчики Клавдии никак не могли справиться с рукоятью. Куда уж ей было поднять снасть да размахнуться ею! Амазонки выскочили из паланкина, всполошённые и пленённые угловатыми движениями неумехи, принялись показывать ей приёмы искусного обращения с оружием.
Бореас крутила и вертела клинок над головой, колола и секла им воздух. Лана, хохоча над чернявой римлянкой, подняла свой не раз проверенный в деле меч одной рукой вертикально, стала перебрасывать его из руки в руку, отступая, рубила наотмашь. Остриё свистело близко от Клавдии.
Сопровождавший римлянку воин поспешил на помощь своей госпоже, но та успокоила его. Варварки, продолжавшие тренировку, сообразили, что их заподозрили в неком злом умысле, и обе покраснели.
Лана смотрела на Бореас, а та, уязвлённая домыслом, от возмущения завелась не на шутку. Осмотрев коротенький мечишко ратника, его самого, загородившего плечом госпожу, Бореас ткнула ему в лицо клинком и указательным пальцем провела себе по шее — мол, голову снесу.
