— … Мораддин, справа! — выкрикнул Конан, приподнявшись на локте.
Его бородатого приятеля пытался атаковать монах, которого настоятель назвал одним из лучших бойцов. Двух других бывший гвардеец уже успел повалить. Пригнувшись, Мораддин незаметно переместился в сторону, избежав удара пяткой в голову, возвратился в прежнее положение, схватил монаха за рукав оранжевой рубахи, как—то чудно крутанул, поверг наземь и прижал к утоптанной глине коленом, уперев его в шею противника. Мышка ничуть не тревожилась о хозяине; закрывшись розоватыми крыльями, она висела под потолком галереи, где отдыхал Конан.
— Пришлось повозиться.— Дыша чуть тяжелее обычного, Мораддин поднялся к варвару. Монахи затеяли бой друг с другом.— Умельцы, Нергал их задери! Одного бы не хотел — встретиться с их учителями в настоящей драке. Мой наставник — помнишь, я тебе рассказывал о бежавшем в Туран старом кхитайце? — был великим воителем. Его звали Юн-Гван…
— Юн-Гван? Ты, почтенный, учился у мастера Юн-Гвана? — на хорошем туранском спросил незаметно подошедший настоятель Ясухиро.— Он был родом из города Шу Чен?
— Ну-у… да.— Мораддин повернулся к Ясухиро и взглянул на него с искренним интересом.— Скажи, откуда ты знаешь туранскую речь и имя моего учителя?
У коротышки сверкнула радостная мысль: «Значит, мы перенеслись только в пространстве, но не во времени! Если настоятель знает мастера Юн-Гвана, значит, здесь тот же год, что и у нас!»
— Вместе с Юн-Гваном мы жили в монастыре неподалеку от столицы Поднебесной,— мечтательно сказал Ясухиро.— Потом я перебрался сюда, в Паган, а моего друга выслали из страны за непреднамеренное убийство. Языку людей степи и пустыни я обучился в том же монастыре, у нас было несколько братьев из Турана и Иранистана, уверовавших в Даруму и принявших обет послушания… Я не спрашивал прежде, но сейчас очень хотел бы узнать, как вы, жители далеких закатных стран, нашли дорогу к землям Пагана? Должно быть, долгое путешествие?
— Мы и не искали,— вмешался Конан.— Это Мораддин во всем виноват! А ты расскажи господину Ясухиро, до чего доводят хорошие манеры!
Потомок гномов снова пустился в обстоятельный рассказ о приключении в дивном горном храме. Настоятель внимал сосредоточенно, не перебивал, а когда Мораддин закончил, монах стал вдруг расспрашивать о мастере Юн-Гване, словно история про синий алтарь Бога Времени его совершенно не заинтересовала. Собеседники пустились в непонятные варвару воспоминания, перевели разговор на боевые искусства, и киммериец заскучал. Решив, что ничего интересного он не услышит, Конан поднялся на ноги и отправился гулять по монастырю.
Первым делом северянин решил заглянуть в самый большой храм, посвященный, как объяснил за обедом Ясухиро, Нефритовому Императору. Войдя под своды удивительно просторного каменного здания, Конан обнаружил, что стены храма расписаны сценками из жизни верховного бога Пагана, зачастую довольно предосудительными; перед статуей лежащего Императора горит множество свечей и натертые благовониями лучины расточают сладковатый дымок. Сам Нефритовый Император напомнил Конану недавно упомянутого Дагота, разве что рога не было. Цельная статуя из зеленоватого нефрита шагов в пятнадцать длиной внушала умиротворение и спокойствие. Бог лежал на правом боку, подперев ладонью голову, глаза познавшего покой небожителя были закрыты, а левая рука сжимала цветок лотоса. За статуей висел огромный круглый медный гонг, в нем тускло отражались огоньки свечей.
— Какой хороший бог,— проворчал варвар.— Все время спит! Это тебе не Сет и не Эрлик с Ариманом…
— Да,— послышался за его спиной женский голос — Нефритовый Император спит, но в его снах — наша жизнь.
Киммериец обернулся. В двух шагах от него стояла Томэо, держала двумя пальцами ароматическую палочку. Девушка шагнула к статуе бога, поставила подношение на скромный бронзовый алтарь, прошептала несколько слов и сказала недоумевающему варвару:
— Это в память о Кисо. Император учует сладкий дым и передаст Кисо, живущему в его дворце, привет от меня.
— Странный бог,— дернул плечом Конан.— Ему ничего не надо. Полагаю, и просить его тоже бессмысленно. Кажется, Нефритовому Императору на все плевать.
