— Ох… Знаешь… Что они есть, эти родители, что их нет — все равно. Вон погляди на того мальчишку. Да вон того, в красной байковой рубашке. Это Сережа Филатов. Его у матери-алкоголички забрали. Мы его месяц потом откармливали — постоянно кушать хотел. А вон ту девочку в голубеньком платьице, Лидочку, родители сами отдали. Сказали, мол, седьмого ребенка не потянут… Вот так-то. А Гришеньку вообще в мусорном баке нашли…
Пораженная студентка молча смотрела на кушающих детишек. Они сидели в обеденном зале столовой на маленьких стульчиках за маленькими столами. Точно так же, как и в любом нормальном детском саду, только родители за ними никогда больше не придут… Раз седьмой для них лишний или в мусорный бак выбросили, значит, точно не придут…
— Хотя есть и такие, судьба родителей которых неизвестна. Им ставят в личные дела пометки «брошен», — продолжала тетя Клава. — Например, Саша Трофимов — вон тот мальчик, что сейчас делится с тем, что покрупнее его. Он появился у нас, когда ему было пять месяцев всего. И странное дело…
— Что? — спросила студентка заинтересованно, наблюдая за указанным малышом, щедро отсыпающим половину своей порции в тарелку другого мальчишки.
— Обычно о детях, поступающих сюда, все известно, а у Трофимова только имя да фамилия, ну и дата его поступления…
— И все?
— И все, — ответила повариха. — Даже Зоя Марковна, наша заведующая, затрудняется что-то сказать. Говорит, будто не помнит ничего. Странно…
— Действительно, странно… — согласилась Лена и снова взглянула на симпатичного мальчугана.
Саша Трофимов рос очень спокойным и не капризным мальчиком. Наверное, поэтому все нянечки и воспитательницы относились к нему по-особенному — никогда не повышали голос и не наказывали. Постепенно, с каждым прожитым днем, он превращался в любимца всего персонала. Ему чаще других детей перепадало от щедрот работников Дома малютки — то конфет подкинут, то кусочек сладкой халвы, а бывало, если уж очень повезет, то и импортную жвачку. Даже Зоя Марковна, не имеющая собственных детей, иногда брала с собой в город маленького Сашеньку, нарядив его в красивую одежду. Так они и прогуливались вдвоем по парку, будто бы настоящая семья. В такие дни заведующая покупала четырехлетнему мальчугану вкусное мороженое, сахарную вату и еще много всяких сладостей, и даже разрешала называть ее мамой.
Они привлекали к себе внимание. Люди иногда оборачивались, чтобы посмотреть на красивую женщину с красивым ребенком. Счастье переполняло детскую душу Сашеньки. Как же ему хотелось видеть в Зое Марковне маму! Маму, которую он никогда не знал и которую так хотелось иметь. Как потом он сам вспоминал, пребывание в Доме малютки было самым счастливым временем в его жизни…
Годы летели, а с ними взрослел и Саша…
Примерной датой появления Трофимова на свет принято было считать пятое марта. И сегодня праздновался его шестой день рождения. В столовой повариха Семеновна пекла свой фирменный пирог с яблоками, который так любила вся малышня. Воспитательница тетя Люба разучивала с детьми поздравления. Все как обычно. Но это уже была последняя страница его жизни здесь, с этими добрыми людьми… Его ждал «красный корпус» — так между собой все называли здание школы-интерната номер восемь, находившееся по соседству. Каждый ребенок, которому исполнялось шесть лет, переходил в подготовительный класс этого интерната со всеми вещами. Там начиналась новая жизнь…
— Сань, ты математику сделал? — спросил Вовчик Толстый, лежа на кровати и смотря в потолок. Он удобно устроился на железном, скрипящем сотнями пружин «ложе» и приготовился заниматься любимым делом — лентяйничать. В учебных заведениях, подобных этому, упитанные дети — фантастическое исключение. Каждодневное недоедание и, как закономерный итог, худоба — вот норма жизни всех интернатовцев. Володя же Гориков, а попросту Вовчик Толстый, опровергая все нормы и закономерности, являлся тем самым исключением из правил. Частые посетители школы-интерната, будь то иностранные спонсоры, привезшие очередную гуманитарную помощь, или же госинспекторы, «неожиданно» нагрянувшие с проверкой, заканчивающейся обыкновенно богато накрытым столом в школьной столовой, постоянно принимали Вовчика за сына Лаврентьевны — главной поварихи, имевшей довольно внушительные формы. Как ни странно, это очень импонировало Толстому, и даже сама повариха на очередной вопрос «А это не ваш сын?» — частенько отшучивалась: мол, внебрачный.