Видя, что оба наши спутника остались без денег, их партнёр сам вызвался заплатить по их счёту в таверне да ещё дал им по пятьдесят долларов «взаймы», чтобы им было с чем ехать дальше.
Всё это он делал с таким искренним сочувствием и вниманием, словно оба игрока потеряли деньги по какой-нибудь несчастной случайности и, уж во всяком случае, не по его вине. В действительности же выигрышем он был обязан, по-видимому, не только своей выдержке, но и кое-каким шулерским приёмам. Он протянул эти деньги своим партнёрам с тем напускным великодушием, с каким хозяин, решив сделать по случаю рождества подарок своему рабу, кидает ему доллар.
Растерянный вид бостонского агента по закупке хлопка и нью-йоркского редактора, потерявших всё, что у них было, показался мне довольно забавным. Накануне оба они держались весьма независимо и гордо, у них были свои убеждения, и притом довольно твёрдые, и они готовы были яростно защищать их, — сейчас же они просто превратились в ничто: подавленные, притихшие, уничтоженные, они молча смотрели на человека, которому достались их деньги и с которым накануне они были так любезны, принимая его за богатого плантатора, со смесью отвращения и ужаса. Так несчастный раб глядит на своего хозяина; он боится его и ненавидит, но убежать от него не может.
Меня преследовала мысль о том, что если б с этих северных джентльменов снять сейчас их хорошую одежду и такими вот, мрачными и подавленными, какими они были сейчас, выставить на один из аукционов Гуджа и Мак-Грэба или какого-нибудь другого работорговца, — их очень легко было бы принять за двух родившихся и выросших в неволе «белых негров», да ещё за таких, которые настолько глупы, что держать их в подчинении не составляет большого труда и бояться их особенно не приходится. Видя, что, в своём безутешном горе, эти джентльмены сидят мрачные, молчаливые, сухие, словно их выжали как лимон, и что они совершенно равнодушны ко всем его стараниям развеселить их, игрок, жертвами которого они стали, обратился ко мне. Должен сказать, что я смотрел на замешательство моих проигравшихся спутников не без радости. «Вот, милые джентльмены, — думал я, — теперь вы немного почувствуете на себе, что значит быть ограбленным и обворованным! Вам тяжело расстаться с несколькими сотнями долларов, которые вы заработали за какие-то несколько недель и даже не знаю, честным ли путём, — с деньгами, потере которых вы обязаны, может быть, не столько своей глупости, сколько ловким приёмам человека более умелого и опытного, чем вы. Научитесь же теперь сочувствовать тысячам обездоленных, которые по своим природным качествам и дарованиям ничуть не ниже вас, — людям, среди которых есть и такие, кто намного превосходит вас и достоинством и благородством.
Этих людей обворовывают и грабят минута за минутой, день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом — и так всю жизнь. И всё это делается с помощью силы и обмана. Их никто не спрашивает, согласны они или нет на эту игру. У них отнимают не только деньги, заработанные их трудом, — у них отнимают любимых жён и детей, отправляя их на продажу, когда это понадобится или когда заблагорассудится тому, кто называет себя их хозяином, хотя, вообще-то говоря, у этих хозяев не больше права владеть людьми и распоряжаться ими, чем у этого игрока — распоряжаться вами. Это право сильного над слабым, право ловкача над простаком!»
Ввиду того, что этот бывший агент, бухгалтер и компаньон господ Мак-Грэба и Гуджа, а ныне шулер и профессиональный игрок, мог благодаря своим прежним связям с этой почтенной фирмой оказаться мне очень полезным при розысках, которые я намеревался предпринять, я встретил довольно доброжелательно его попытки завязать со мною более близкое знакомство. Должен признаться, что он накануне подкупил меня решительностью, с которой вступился за своего любимого кандидата в вице-президенты Соединённых Штатов. Что же касается его нынешней профессии, то, откровенно говоря, она представлялась мне не более подлой и достойной презрения, чем торговля рабами, которой он занимался перед этим, или рабовладельчество, которому такое количество южных джентльменов с ничем не запятнанной репутацией обязано частью своих доходов.
