И о любви, сколько ни стараются, тоже не научились рассказывать. Во всяком случае, перечитав кучу старинных любовных романов, Лорна не нашла того, о котором могла бы сказать, что это написано точь-в-точь о ней. Как если бы авторы этих романов старательно описывали цветущий луг, а нужно было – огромное ночное небо, полное звезд, сверкающую и искрящуюся, таинственную бездну.
Лорне Дью исполнилось шестнадцать; и за белой ореховой стойкой в окружении бесконечных сулей, бочонков, фляг, штофов и разнокалиберных бутылок еще верховодил ее отец, которого завсегдатаи так и звали – Папа Дью, когда в «Выпивоху» зашел молодой, высокий, красивый, как языческий бог, стройный воин с двуручным мечом за спиной. Она взглянула на него, вздохнула – и не смогла выдохнуть. Ей показалось, что ледяной клинок этого огромного меча вошел ей прямо в сердце. Она подумала, что умирает, но сердце, хоть и бешено, продолжало стучать. Она даже умудрялась по-прежнему, как ни в чем не бывало, разносить между столами тарелки с дымящейся снедью, высокие оловянные стаканы с вином и тяжелые кружки с элем. Это только душа ее замерла в ожидании счастья, а жизнь продолжалась уже сама по себе, как за оконным стеклом.
– Что прикажете подать, господин гермагор? – приветливо крикнул Папа Дью из-за стойки.
– Вина на четверых, – ответил воин и снова улыбнулся.
На этот раз – ей, и только ей.
Она забежала в каморку, где хранились приправы, салфетки и посуда, и долго стояла, спрятав пылающее лицо в подол скрипучей синей юбки в мелкий красный цветочек. Когда тяжелая лапища отца легла ей на плечо, она подпрыгнула на два вершка.
– Вот-вот, – сказал отец. – Так я и думал. Не на того, девка, заглядываешься.
– Ни на кого я не заглядываюсь, – отрезала она сердито.
– Ага. Гляди, чтобы глаза не повыскакивали. – И, поняв, что взял неверный тон, Папа Дью примирительно добавил: – Эх, не силен я в ваших бабских делах. Только ты поверь своему старику – я знаю, что говорю, сердце чует, – испортишь ты себе жизнь. Не пара он тебе.
– Я его минуту назад увидела, причем первый раз в жизни, – искренне изумилась Лорна. – О чем ты? Какая пара?
– Как будто со стороны не видно. Я вот тоже встретил твою матушку-покойницу посреди улицы и сразу обмер. Ноги подкосились, сердце стучит, как у пташки, если ее в кулаке зажать. И по спине испарина – это в самые холода. Вокруг люди бегут куда-то, толкаются, велят уйти с дороги, а мы стоим как два истукана и только улыбаемся друг другу. – Папа Дью вытер глаза рукавом. – С первого взгляда понял, что вот она, моя единственная, как в легендах рассказывают. И на всю жизнь.
– А что же мне запрещаешь?
– Я не запрещаю…
Тут из-за приоткрытой двери раздался вопль нового посетителя, зовущего трактирщика исполнять его прямые обязанности.
– Иду! Иду я! – крикнул он и торопливо обернулся к дочери. – Я не запрещаю, просто прошу – не губи свою молодость. Он ведь солдат. Сегодня тут, завтра – зашлют на край Медиоланы, а послезавтра… У таких, как он, третьего дня обычно не бывает. А уж я их повидал на своем веку.
Отец вышел, а Лорна так и осталась стоять среди полок с кубками и чашами. Казармы когорты Созидателей находились в квартале от «Выпивохи», и она тоже насмотрелась на молодых новобранцев – таких счастливых и гордых, что они попали в самый известный в Охриде отряд. Они приходили сюда, чтобы поднять чашу с вином за свой успех и за скорое возвращение домой – с победой и богатой добычей. А потом уходили на рассвете, и сквозь утренний сладкий сон она слышала мерный стук сапог и цокот копыт и, путаясь спросонья в словах, торопливо читала молитву. Так научила ее матушка – молиться за всех, кто уходит в неизвестность.
Почти никто из них не возвращался.
В тот день Картахаль заказал вина на четверых. Для себя и еще троих своих друзей. У одного из них было диковинное оружие – шар, утыканный острыми шипами на мощной цепи, которой он крепился к удобной рукояти. Видимо, он очень им гордился, потому что все время клал посреди стола, на самое видное место.
Двое других, пришедших чуть позже, оказались рыцарями-вольфаргами, и лезвия их тяжелых секир тускло блестели в неярком свете свечей. Одного из вольфаргов она запомнила лучше, чем других. У него были соломенные, светлые, выбеленные солнцем волосы и радостные глаза. Лорна обратила на него внимание потому, что Картахаль относился к нему иначе, нежели к остальным. Судя по обрывкам разговоров, доносившимся до ее ушей, они давно дружили, вместе выросли и вместе вступили в когорту Созидателей.
