Один из драчунов зачем-то потрогал подсохшую царапину на щеке и прошептал, стараясь не шевелить губами:
— Волшебник?.. На осле…
— Маленький, что ли?.. Из цирка… — таким же незаметным шепотом возразил другой.
Невольное и естественное любопытство тянуло приблизиться к симпатичному животному.
Третий, самый наглый и злой даже в эти свои малые года, естественно реагировал на то, что ему этот несуразно-сказочный подарок все равно не светит, и вообще ничего хорошего ему в жизни не светит, если только сам хитростью или силой не добудешь, он это давно понял и другого не ждет, так что, что ни делай — хуже, в общем, все равно не будет, — этот с развязностью сказал, пытаясь держаться как равный и даже свысока (ну и чего ты мне сделаешь? я тебя не боюсь), — будущий лидер одной из бесчисленных московских группировок:
— Ты что, артист? А сюда чего приехал?
— Сделать вашу жизнь хорошей, — улыбнулся Кирилл.
— Сейчас. Это как? — с насмешкой и подозрительностью спросил лидер.
Кирилл с показным сокрушением покачал головой и обратился к обиженному, готовому чуть что юркнуть в подъезд:
— Если тебя ударят по одной щеке — не бойся, подставляй другую.
— Еще-о чего! — изумился самый маленький, прикрывая оцарапанную щеку.
Оскорбители звонко засмеялись.
— Понял? А ну подставляй! — сделал угрожающий шаг к подъезду лидер. Жертва приросла к месту и раскрыла рот квадратиком, готовая вопить.
— И тогда ты всегда будешь торжествовать над врагами, — продолжил Кирилл, взял ослика в повод и подвел к малышу. — Это тебе. Держи, ну.
Малыш ахнул, пискнул и засветился. Мир исчез. Ослик был живой, настоящий, он дышал теплом и помаргивал.
— Мне мама… не разрешит… — умер он от отчаяния и вернулся в действительность.
— Разрешит, — успокоил Кирилл. — Он будет жить у вас на даче.
— Филиппка, бери! — закричали сзади.
— Давайте я возьму! Мне разрешат! — поспешно предложил другой.
— У них нет дачи, — глумливо известил лидер, рассчитанно уязвляя.
— Лучше мне дайте! Ему все равно не разрешат! — готовно и без надежды наседал доброволец.
— А ты, Вован, не лезь! Не тебе дают! — прониклись справедливостью двое других. — Может, он родственник. Понял?
— А что он ест?
— Сено, дурак!
— Сам дурак, это не лошадь, он есть морковку.
Кирилл воспитующим тоном поведал:
— А если бы вы были друзьями, это был бы ваш общий ослик. А кроме того, это ослица, у нее будут ослята, и у каждого скоро был бы свой собственный ослик.
Дети помолчали. Условие выглядело слишком нежизненным и набившим оскомину, чтобы перспектива казалась правдоподобной.
— А что для этого нужно делать? — через силу спросил наконец ослолюбивый Вован, глядя под ноги.
— Любить друг друга, — пояснил Кирилл.
Лидер перевел сентенцию на современный русский, и он поперхнулся.
— Заткнись, козел! — сказал Вован. — Чего? Что слышал. Да не лезь ты! Не драться, да… не жадничать… да?
— И не ябедничать!
Кирилл записал на пустой сигаретной пачке номер воображаемого мобильного телефона.
— Ты цифры знаешь? Спрячь. Вот: если Филиппок мне позвонит и пожалуется, я приеду снова и…
— Накажете?
— Отберете?
— Тогда узнаете, но лучше не надо. А теперь первой покатайте эту девочку. Как тебя зовут? Катя? Давай-ка я тебя посажу, Катя. Слезешь? А вон на тот ящик, с него удобно.
Когда мама Филиппка открыла на звонок дверь и увидела на площадке девятого этажа сына, держащего за повод грязноватого живого осла, она, естественно, лишилась дара речи.
