Мужчина вовремя прихватил Свиридова за шиворот и приглушенно выругался. Слуга всплеснул руками и явно собрался закатить очередной "плач Ярославны", но ройт Ольгер отмахнулся от него, словно от надоедливо зудящей мухи. Альк едва заметил, как они пересекли просторную и светлую прихожую и оказались в зале, отдаленно напоминавшем петербургские гостиные. Там ройт насильно усадил его в жесткое кресло и отдал какое-то распоряжение застывшему в дверях слуге. Потом он развернулся с Альку и с ловкостью какого-нибудь фельдшера ощупал его раненную голову. После приступа внезапной тошноты Свиридову заметно полегчало, только во рту оставался вяжущий и горький привкус желчи - с самого утра он съел только половину комковатой и полусырой лепешки и выпил несколько кружек воды.
- В самом деле, ничего серьезного, - постановил ройт наконец, пожав плечами. Голос у него был слегка удивленным. Очевидно, Ольгер не привык, чтобы простой удар по голове вызывал у людей такую странную реакцию. - Ладно, сиди пока что, сейчас придет мой врач.
И, развернувшись, как ни в чем ни бывало вышел через скрытую тяжелой бархатной портьерой дверь.
Через другую дверь, в которую они вошли, слегка очухавшийся Альк мог видеть часть прихожей и парадный вход. Юноше пришло в голову, что можно встать и попытаться незаметно выскользнуть из дома, но голова у него по-прежнему болела и кружилась, а самое главное - ему внезапно зверски захотелось есть. Время было как раз обеденным, и у Свиридова мелькнула пакостная, исключительно подлая мысль: если уж этот ройт Ольгер дотащил его сюда и позаботился, чтобы к нему прислали лекаря, то, скорее всего, он не станет морить его голодом. Альк попытался устыдить себя, но в тот момент ему было решительно плевать, что этот местный сноб считает его своей собственностью - лишь бы он не забыл распорядиться дать ему поесть.
А план побега можно будет строить после.
Седой и сухощавый Квентин, бывший одновременно камердинером, дворецким и слугой Хенрика Ольгера, вошел в гостиную и сообщил:
- Я послал племянника убраться в холле, ройт. Обед уже накрыт на две персоны.
Ольгер озадаченно нахмурился.
- А почему на две?.. Разве я приглашал кого-то на обед?
Но Квентин был немного глуховат, поэтому как ни в чем ни бывало продолжал:
- Где прикажете разместить вашего гостя, ройт? Может быть, отпереть спальню с красным тофом?..
Хенрику стало смешно. Похоже, Квентин был так сильно поражен разыгравшейся в прихожей сценой, что с двух шагов не различил браслета на запястье парня.
- Этот молодой человек - не мой гость, Квентин. Я сегодня выкупил его в ферганской гавани. Надо будет приставить его к делу, хотя вы с Лесли и так замечательно справляетесь. А пока что неси обед.
Хенрик подумал, что в ветшающем старинном доме, где из пятнадцати комнат пользовались в лучшем случае тремя, а в остальных стояла сдвинутая к стенам мебель, покрытая белыми чехлами, было бы вполне достаточно двух слуг - старого Квентина и его слабоумного племянника.
Лет пять назад ройт Ольгер написал своему брату, прося отпустить к нему управляющего их усадьбы. Хотя Хенрик совершенно не стремился видеться ни с кем из своей прежней жизни, для немногих избранных людей он сделал исключение. В порядочности Квентина у ройта никогда не возникало никаких сомнений, и доверить ему дом было куда разумнее, чем незнакомому слуге. Найтан охотно согласился отпустить старого управляющего - как подозревал сам Ольгер, потому, что постаревший Квентин уже не годился в мажордомы столь блестящей аристократической усадьбы.
С предстоящим переездом возникла всего одна проблема - Квентин ни в какую не желал оставить дома своего племянника. Шестнадцатилетний Лесли был весьма старателен, но туп, как пробка - еще самую малость глупости, и получился бы классический дурачок, который бестолково улыбается и пускает изо рта слюну, что ему ни скажи. Сам Ольгер видел Лесли всего пару раз, когда тот был гораздо младше, но толстогубое, щенячьи-бестолковое лицо запомнилось ему надолго, так что перспектива принять _это_ к себе на службу привела Хенрика в ужас. Но обидеть Квентина было никак нельзя, и ройт, махнув на все рукой, написал брату, чтобы отпустил к нему и дядю, и племянника. Можно себе представить, что подумал Найт, читая то письмо. Наверное, решил, что братец окончательно свихнулся. Ну и пусть его.
