- Кого-его?
- Нагнулась, понимаете, за очками, ну и… - Да какая там "скорая"! Бесполезно уже!..
- Черт их носит, пенсионеров! И обязательно им в часы пик надо!
- А если надо? Вот доживите до этих лет…
- За очками в аптеку ехала бабуся… Эх!
В этом дезинформирующем гуде и съезжал Митрохин, взволнованно шаря глазами по толпе внизу, а толпа, замедляя движение и оборачиваясь, создавала клокочущую толчею возле кабины контролера. Поголовно все смотрели на высокую, худощавую, снежно-белую старуху с сумкой под мышкой. Старуха, неудержимо относимая встречным потоком, изо всех своих сил пыталась пробиться назад, к митрохинскому эскалатору. Встав в своей кабине, кричала что-то женщина-контролер.
Вот уже ступени выположились под Борисовыми подошвами, и тут он увидел вдруг какой-то предмет, ну да эти самые очки. Они лежали сбоку, прямо у стальных зубцов решетки, под которые убегала лента эскалатора. Они подпрыгивали, тычась в эти зубцы и отскакивая. Кто-то из впередистоящих нагнулся было схватить, да где там! эскалатор шел с максимальной разгрузочной скоростью часа пик. Вот сейчас и Митрохина пронесет мимо… Борис стремительно присел, резко качнулся вправо и так, на корточках, перепрыгивая с эскалатора на решетку, в последний миг успел уцепить эти очки пальцами. Кто-то в толпе подхватил его под локоть, рывком помог встать, кто-то чертыхнулся, кто-то хлопнул по спине: молодец, мол.
- Все в порядке, бабуся! У меня очки! - прокричал Митрохин, вскинув вверх руку с очками.- Где вы там, бабуся?-А вот она где. Не рвется уже против течения, а стоит чуть в стороне от основного потока, прижав свою сумку к груди, к сердцу. Ах, бедолага… Митрохин пробрался к ней, издалека показывая очки.- Вот они. Здесь!
Старуха вырвала очки из митрохинской руки, судорожно прижала их к щеке, всхлипнула.
- Сонечкин лорнет,-полушепотом произнесла она,единственная оставшаяся Сонечкина вещь. И чуть было… Ах, я вам так благодарна, молодой человек, так благодарна! - Она доверительно коснулась рукава митрохинской куртки.- Вы не представляете, что значит для меня эта вещь… И его могли раздавить! - вновь проникаясь пережитым ужасом, вскричала старуха. Она взяла странные эти очки за единственную дужку. Странная оптика в затейливой оправе. Действительно, лорнет… надо же… "Двойной лорнет, сносясь, наводит…"-вспомнилось Борису что-то школьное, давнее. Кто ж это наводил, а? А сейчас-то откуда она их выкопала?
Старуха навела лорнет на Митрохина.
- Целы! - радостно вскричала она.- Стекла целы! Ах, дорогой вы мой, как я вам благодарна!
Митрохин смутился: ну уж… Старуха сложила лорнет, выпростала из-под мышки сумку. Ох и сумка! Что-то рыже-черное, старое, вытертое донельзя, с каким-то металлическим вензелем сбоку. "Ридикюль",- почему-то подумал Митрохин. Старуха, щелкнув замком, открыла этот самый ридикюль и бережно опустила в него лорнет. Борис успел увидеть внутри какой-то кулек и корешок массивной, с золотым тиснением, книги. Защелкнув замок и вернув ридикюль под мышку, старуха свободной рукой подхватила под руку засмущавшегося Бориса.
- Давайте-ка, юноша, постоим немного. Я все еще не могу прийти в себя. Прямо сердце зашлось! Единственная вещь, оставшаяся мне от Сонечки Мурановой – самого верного моего друга. Вы не торопитесь, юноша?
- Ну ясно… конечно же,- забормотал почти тридцатилетний Митрохин,- я сегодня вообще, раньше времени еду.
- Ну и чудесно! - обрадовалась собеседница.- А вот тут и народу поменьше, вставайте-ка к колонне. Татьяна Антоновна,- представилась она неожиданно церемонно.
- Борис,- ответно представился Митрохин.
- Очень красивое имя,- улыбнулась Татьяна Антоновна. Была она одета в серую вязаную, очень старую кофту, кое-где аккуратно заштопанную, в длинную черную юбку. На ногах ее были простецкие туфли, тоже не вчера купленные. А эта блузка с тщательно отглаженным воротничком… Где она такую откопала? Мгновенная жалость царапнула Борисово сердце, он отвел глаза.
- Чепуха все это, милый юноша,- перехватив его взгляд, безмятежно сказала Татьяна Антоновна.- А я, дура старая, почитать вздумала наэскалаторе. А тут кто-то возьми да и толкни меня под руку, не намеренно, конечно. Ужас! Я - в крик, и все вокруг - в крик, и так и сяк меня костерят: сидели бы, мол, дома по утрам белые панамки, одуванчики божьи, мол, неймется им в часы пик в транспорт лезть, под ногами путаться!-Старуха беззлобно рассмеялась.-В общем-то правы они, конечно. Но мне сегодня обязательно надо побывать у Сонечки, и именно с утра: вечером я уезжаю. Кто знает, суждено ли вернуться? Она похоронена на Смоленском,-пояснила Татьяна Антонина,- дружочек мой бесценный. Сколько вместе прожито-пережито… А теперь, Боря, давайте-ка садиться. Только, бога ради, не вздумайте занимать для меня место. Встанем в уголок, поговорим, ладно?
