На протяжении всего совещания Рудольф Сикорски молчал. Он не чувствовал себя достаточно компетентным, чтобы высказываться за то или иное решение проблемы. Однако долгий опыт работы в области экспериментальной истории, а также вся совокупность известных ему фактов о деятельности странников однозначно приводили его к выводу: какое бы решение не принял в конце концов мировой совет, решение это, как и все обстоятельства дела, надлежит на неопределенное время сохранить в кругу лиц с самым высоким уровнем социальной ответственности. В этом смысле он и высказался под занавес. "Решение оставить все, как есть, и пассивно наблюдать решением на самом деле не является. Истинных решений всего два: уничтожить или инициировать. Неважно, когда будет принято одно из этих решений - завтра или через сто лет, но любое из них будет неудовлетворительным. Уничтожить саркофаг - это значить совершить необратимый поступок. Мы все здесь знаем цену необратимым поступкам. Инициировать - это значит пойти на поводу у странников, намерения которых нам, мягко выражаясь, непонятны. Я ничего не предрешаю и вообще не считаю себя вправе голосовать за какое бы то ни было решение. Единственное, о чем я прошу и на чем я настаиваю, - разрешите мне немедленно принять меры против утечки информации. Ну, хотя бы для того только, чтобы нас не захлестнуло океаном некомпетентности…"
Эта маленькая речь произвела известное впечатление, и разрешение было дано единогласно, тем более что все понимали: спешить не следует, а создать условия для спокойной и обстоятельной работы совершенно необходимо.
31 декабря состоялось расширенное совещание.присутствовало 18 человек и в том числе приглашенный Горбовским председатель мирового совета по социальным проблемам. Все согласились, что саркофаг был найден совершенно случайно, а значит - преждевременно. Все согласились далее, что прежде чем принимать какое бы то ни было решение, надобно попытаться понять, а если и не понять, то, по крайней мере, представить себе изначальный замысел странников. Было высказано несколько более или менее экзотических гипотез.
Кирилл Александров, известный своими антропоморфистскими взглядами, высказал предположение, что саркофаг есть хранилище генофонда страннников. Все известные мне доказательства негуманоидности странников, заявил он, являются по сути своей косвенными. На самом же деле странники вполне могут оказаться генетическими двойниками человека. Такое предположение не противоречит ни одному из доступных фактов. Исходя из этого, Александров предлагал все исследования прекратить, вернуть находку в первоначальное состояние и покинуть систему ен9173.
По мнению Августа-Иоганна Бадера саркофаг есть - да! хранилище генофонда, но никаких не странников, а именно землян. Сорок пять тысяч лет тому назад странники, допуская теоретически возможность генетического вырождения немногочисленных тогда племен хомо сапиенс, пытались таким образом принять меры к восстановлению земного человечества в будущем.
Под тем же лозунгом "не будем плохо думать о странниках" выступил и престарелый Пак Хин. Он, как и Бадер, был убежден, что мы имеем дело с генофондом землян, но полагал, будто странники выступают здесь с целями скорее просветительскими. Саркофаг есть своеобразная "бомба времени", вскрыв которую, современные земляне получат возможность воочию ознакомиться с особенностями облика, анатомии и физиологии своих далеких предков.
Геннадий Комов поставил вопрос значительно шире. По его мнению, любая цивилизация, достигшая определенного уровня развития, не может не стремиться к контакту с иным разумом. Однако контакт между гуманоидными и негуманоидными цивилизациями чрезвычайно затруднен, если только вообще возможен. Не имеем ли мы дела с попыткой применить принципиально новый метод контакта - создать существо-посредника, гуманоида, в генотипе которого закодированы некие существенные характеристики негуманоидной психологии. В этом смысле мы должны рассматривать находку как начало принципиально нового этапа и в истории землян, и в истории негуманоидных странников. По мнению Комова, яйцеклетки должны быть несомненно и немедленно инициированы. Его, Комова, мало смущает заведомая преждевременность находки: странники, рассчитывая темпы развития человечества, легко могли ошибиться на несколько столетий.
