21 января: чертовски перепуганный Пит:
– Мистер Хьюз узнал, что я тебя прячу. Он разозлился, что Гленда избежала наказания за Мишака, ну, и… ты знаешь, вы с ней… Он хочет свести личные счеты и сказал, что, если ты поддашься, он не станет сдавать тебя. Дейв, я постараюсь полегче.
На коленях – шатаясь от головокружения. Шок от удара волнами расходится по позвоночнику – хорошего такого удара.
Задний двор – Говард Хьюз не спускает глаз.
Точно одурманенный, я с трудом поднялся на ноги – расшатанные зубы, разбитая губа. Левой-правой, левой-правой, левой-правой – мой нос затолкали куда-то в горло. Кто-то схватил меня за шкирку – под ударами брови превратились в ошметки кожи и нависли над глазами.
Говард Хьюз в деловом костюме и тупоносых, как законцовка крыла самолета, ботинках.
Меня пинком распялили вдоль стены. Нет, кулаками.
Рывком выпрямили – хук слева, хук справа – рассекая десны; носа нет – трудно дышать. Хук слева, еще хук – треск ломающихся костей.
Ни ног, ни лица – перстень с печаткой рассек кожу от челюсти до линии волос.
– Еще пару ударов.
– С него хватит.
– Не возражай.
Ни ног, ни лица. Глаза смотрят на солнце – ярко-красное от залившей их крови – пожалуйста, оставьте мне зрение. Левой-правой, левой-правой. «Теперь пусть врачи разбираются».
Проваливаюсь куда-то – пожалуйста, не вырывайте мне глаза.
Кружусь, падаю.
Музыка.
Темнота – свет – боль. Уколы в руку – безумное наслаждение. Свет = зрение: не вырывайте мне глаза.
Кружась и падая – в ритмах бибопа. Под аккорды Чампа Динина – Люсиль и Ричи машут мне с небес.
Пот – и тут же лицо мне моют чем-то холодным. Чье-то лицо: пожилой человек.
Уколы иглы поглощают боль.
В руку – безуууумное наслаждение.
ВСЕ – кружится и падает.
В полубреду провожу рукой по щекам – густая поросль щетины.
Время – из света во тьму, из света во тьму, из света во тьму…
Человек в очках – приснилось, должно быть. Голоса – в полусне, почти нереальны.
Музыка.
Четыре дня на успокоительных.
Врач, выходя из палаты: «Оставляю вам несколько шприц-тюбиков с морфием. Выздоровление идет хорошо, но примерно с месяц вас будут беспокоить мелкие косточки. Ах да – вам тут один друг ваш просил передать пакет».
От подбородка до лба – тупое покалывание. Свежие газеты – с 22 по 25 января.
Посмотрел на себя в зеркало:
Нос – превратился в лепешку.
Челюсть скошена набок.
Вместо бровей – сплошной шрам.
Линия волос уползла вверх – зашитые порезы наделали мне залысин.
Два совершенно новых уха.
Один глаз раскосый, второй – нет.
Темно-русые волосы полностью поседели меньше чем за неделю.
Скажем так:
Новое лицо.
Заживает: синяки спадают, швы рассасываются.
Раскрываю пакет:
Незаполненный паспорт.
Револьвер тридцать восьмого калибра – с глушителем.
Записка без подписи:
«Клайн,
ОВР нашел вас, но я решил отпустить. Вы хорошо мне послужили и заслуживаете еще один шанс.
Оставьте украденные деньги себе. Я не питаю радужных надежд, но полагаю, что паспорт поможет. Я не стану просить прошения за то, что использовал вас, поскольку считаю, что история со Смитом это оправдывает. Теперь он нейтрализован, но, если вы считаете, что справедливость восторжествовала не до конца, я даю вам шанс это исправить. Скажу вам откровенно – с ним покончено. Он и так стоил мне слишком дорого».
Между строк – приказ: убей его. Не ЕГО – ИХ.
– Мы были красивой парой.
– Ну, ты-то останешься красивой.
– А ты изменился, Дэвид.
– Еще бы. Только посмотри на меня.
– Я не о том. Мы вместе уже почти пять минут, и ты ни разу не попросил меня рассказывать.
Гленда: загорелая – работа-то на воздухе, почти худышка. «Просто хочу посмотреть на тебя».
– Я выглядела и лучше.
– Нет, не выглядела.
Она коснулась моего лица. «Неужели я того стоила?»
– Как бы то ни было, во что бы то ни стало.
– Вот так?
– Именно так.
– Надо было все-таки тебе тогда податься в Голливуд.
У двери – сумки с деньгами – время неумолимо бежит.
Гленда сказала: «А теперь рассказывай ты».
Назад, в прошлое – вперед, в бесконечность: я рассказал ей ВСЕ.
Иногда я замолкал: священный ужас лишал меня дара речи. Молчание намекало:
