Белые Росы - страница 2

Шрифт
Интервал

стр.


Старик подошел к колодцу с большой алюминиевой кружкой в руках... Кряхтя, снял тяжелую деревянную бадью, придерживая валик, пустил ее в черную глубину... Достал, поставил ее на край сруба, зачерпнул полную кружку и стал пить маленькими глотками.

Из глубины соседнего двора появился сухонький дедок. Колючий. Есть люди, которые за всю жизнь никому зла не сделают, но всю свою жизнь толь­ко и знают, что вредничают. Гастрит был из их числа.

— Здоров, Федос, — приветствует он соседа.

— Здоров.

— Я в смысле здоров — нигде не колет?

— Нет, не колет, — ответил Федос.

— Когда помирать думаешь? — спросил Гастрит. Спросил так, как спра­шивают «который час?».

— В среду, — без паузы ответствовал Федос.

— В эту или в следующую? — ехидничает Г астрит.

— В какую, хрен ее знает, но что в среду — это как пить дать. Самый под­ходящий день... Помру, значит, поутрянке... Нет, нет... После обеда... Помоют. Ты мыть будешь. Только водой из этого колодца.

— Холодная же...

— Это тебе холодная, а мне будет в самый раз. Ну, весь четверг полежу. В пятницу, значит, на кладбище, а уж потом все выходные поминайте... Пейте, гуляйте аж до понедельника... На это сотни две оставлю...

Гастрит внимательно смотрит на соседа и безапелляционно заявляет:

— Брешешь!

— Чего ты?

— Не верю я, что вот так... И ты боишься. Должен бояться. Ну что ты видал такого в жизни, чтоб с легкой душой смерть принимать? Что ты за свою жизнь сделал?

Старик подумал немножко, ответил:

— Восемьдесят лет смерти фигу показывал... Это если в год по фиге, и то восемьдесят штук, а если чаще... Бо-большое дело! Троих сынов за один раз сделал, на ноги поднял и в люди вывел...

Гастрит сощурился:

— Брось ты! В люди он вывел... И еще раз! — Гадко сощурился, спро­сил: — Сашка пишет кому-нибудь?

— Пишет, — тяжело сказал старик. — Мне пишет.

— Мои не пишут, — грустно промолвил Гастрит и заявил зло и уверен­но: — И твой должен не писать...

Старик с досадой посмотрел на соседа:

— Иди ты домой, Гастрит... С тобой поговоришь — потом целую ночь паскудство всякое снится. Ты от своей злости раньше времени загнешься.

— Не надейся! — окрысился Гастрит и тут же покорно согласился: — Загнусь, конечно, а тебя переживу!

— Ну, разве что...

Старик зачерпнул еще одну кружку и не спеша пошел к своей хате.

Гастрит посмотрел ему вслед, вздохнул, взял у плетня лопату, прошел­ся по своему запущенному и заросшему сорняками огороду. Зло воткнул в землю инструмент и сказал отчаянно:

— Пропади все пропадом!


«Чунча с гармошкой» катил через город на милицейских «Жигулях».

— Куда тебе? — спросил старшина.

— Во, пряменько по проспекту. Я из Белых Рос.

— Что, еще не снесли?

— Собираются... Говорят, в этом месяце... Скоро городским буду... С бал­кона людям на макушки поплевывать...

Старшина улыбнулся.

— Где работаешь?

— В колхозе пока.

— Кого женил?

— Друга по армии... Третий раз женится, и все по любви. — Васька сам удивлялся этому.

Старшина обернулся.

— Дай-ка гармошку.

— Зачем?

— Попробую...

— На... — Васька подал гармонь. Неохотно подал.

Старшина поставил гармошку на колени, набросил потертый ремень на плечо. И вдруг резко ударил краковяк.

— Стой! — заорал Васька.

Шофер с испугу резко нажал на тормоз.

— Ты чего? — спросил он.

— Это я не тебе... Ты давай крути! — И к старшине: — Ну что ты ее тискаешь, как не знаю что?! И кто так играет? Сам дергается, как паралитик, и ее дергает.

Шофер глянул на старшину и предложил:

— Может, все-таки отвезем этого композитора? Обнаглел...

— А че я сказал? Че я сказал? — заволновался Васька.

— Ладно, ладно, — старшина отдал гармошку. — Я последний раз еще до армии в руках ее держал. — И почему-то погрустнел.

Васька ласково обнял свой инструмент.

— Хотите, врежу? Хорошие вы ребята, елки-моталки!

Не ответили. Васька на секунду замер и «врезал» озорную разухабистую польку.

И катилась через сонный город, рассыпая по пустому проспекту игривую мелодию, милицейская патрульная машина.


Старый Ходас стоял в своей хате и смотрел на фотографию, с которой испуганно глядели на него трое совершенно одинаковых ангелят... Васька, Сашка, Андрей.

Федос посмотрел на маленького Ваську, а потом его взгляд перешел на Андрея, с крупного изображения Васьки перешел на Андрея.


стр.

Похожие книги