Часто видели Костю с Шутько. Свободного времени у обоих находилось больше, чем летом, сталкивались они в мастерских, в спортобществе, постепенно завязалось что-то вроде дружбы.
Искренность убедительна. Сенька Шутько был искренен. Как дальтоник не различает цвета, так Шутько не различал, что хорошо, что плохо, обладал абсолютной бессовестностью. Он знал: это делать нельзя — могут «пришить дело», а за это лишь побранят, брань же, как известно, на вороту не виснет. Внутреннего предубеждения, моральных преград, в просторечии именуемых совестью, он не имел.
Стал таким, пожалуй, и не по своей вине.
Сенькин отец когда-то считался довольно видным лектором. Среди прочих занятий выступал с беседами, печатал в газетах статьи о любви и дружбе, правдивости и честности, красоте души человеческой и многих столь же возвышенных предметах. Выступал неплохо, в наиболее трогательных местах голос его вибрировал, иногда приходилось лектору даже прервать течение словес, чтобы отпить воды из стоящего рядом стакана.
Дома предпочитал коньяк, впрочем, не стаканами, а рюмками. За коньячком не без удовольствия хихикал над похабным анекдотом. Что касается дружбы и любви, то и в этой области не терялся.
Под стать себе подбирал приятелей; в домашних разговорах сын-школьник никого не стеснял. Тогда складывался характер парня, и тогда Сенька прочно уверовал: в газетах и книгах пишут, по радио говорят, в школе учат одно, в жизни — совсем другое. Не поколебала убеждения и судьба папаши. А была она печальной. Наступили трудные для людей с двойным дном времена. И папаша смылся в неизвестном направлении, бросив семью.
Воспитание его осталось. Всегда, везде, во всем Сенька соблюдал свою выгоду, иначе просто не мог. Верил, что другие действуют так же. Услышав о бескорыстном поступке, усмехался, зная, есть там какая-то подкладка, никто зазря благородничать не станет.
В добавление к основному качеству своему Сенька обладал твердым характером, волей и незаурядными яхтсменскими способностями. Бесхитростный и никогда не испытывавший нужды в хитростях, Костя сперва признал авторитет Сеньки в спортивных делах, а со временем и во всех остальных. Шутько долго присматривался, примерялся к новому приятелю, демонстрировал ему свою бывалость, пока не утвердился в Костином мнении окончательно. И тогда решил: доверять Косте можно.
— Слушай, — сказал как-то Сенька. — Дело есть. Было в тоне его такое, что Костя вспомнил перекупку скумбрии.
— Что за дело, подробнее говори.
— Парень один на танкере, так сказать, плавает… Рубашку нейлоновую купил, в магазине — ничего вроде была, а теперь мала.
— Ну и как же?
— Продать хочет.
— Мне сватаешь? Так у меня денег нет на нейлоновую.
Сенька, по всегдашней привычке, отплюнулся.
— Не тебе, в комиссионный снести нужно.
— Толком объясни, чего хочешь! Крутит и крутит! — разозлился Костя.
— Чего рот раскрыл, слушай меня. Он сам в комиссионку нести не желает, потому — паспорт требуют, а у него мореходка, а от моряков заграничное барахло неохотно берут, на судно сообщить могут. Так давай по твоему паспорту сдадим, ежели что, откуда рубаха заграничная спросят, — на базаре купил, теперь не нравится, другую хочу.
— Ну его, в такое путаться, — покачал головой Костя.
— А чего? Не зря ведь, свой сармак сорвем.
Костя молчал. Даже перспектива «сорвать сармак» не влекла.
— Да брось ты сознательного строить! — в свою очередь рассердился Шутько на непонятное упрямство приятеля. — Парня выручим, сами чуток заработаем, кому вред! Мы не сделаем, он, так сказать, на барахолку к барыге пойдет, продать-то надо.
— А с твоим паспортом чего?
— В домоуправлении на перепрописке, — не моргнув глазом, соврал Сенька. — Была временная, теперь постоянная.
Он четырежды за последнее время сдавал разные заграничные вещи в комиссионные магазины и боялся — приметят.
— Ладно, — не устоял в конце концов Костя. — Давай, сделаем.
Сошло отлично. Наверняка Шутько не знал, но догадывался, что рубаха вовсе не привезена из-за границы, а куплена с рук у иностранного моряка припортовыми дельцами. Однако это его совершенно не волновало. Главное — товар приняли в магазин, быстро нашелся покупатель и все получили свою долю. Операция была полностью в Сенькином духе: сравнительно выгодная, уголовными карами не грозящая.
