И здесь Данеш смог наконец продемонстрировать Земану, почему именно он пришел сюда в качестве свидетеля.
— Пан майор, — показал он на Земана, — по приказу полковника Калины арестовал меня в прошлом году и несколько дней незаконно, без санкции прокурора держал под арестом.
— За что вы были арестованы?
— За выступление о свободе искусства. Это всем известно.
Об этом писала вся мировая пресса.
— А почему вас все же отпустили?
— Под давлением всего нашего культурного фронта. Сейчас, слава богу, не пятидесятые годы. Тогда бы я получил, даже если бы не сделал ничего противозаконного, пожизненное заключение, как этот священник. Но мне и этого достаточно. Я узнал, что такое чехословацкий уголовный розыск и кем являются те, кто начиная с пятидесятых годов осуществляет свою незаконную деятельность... — Он указал пальцем на Земана. — Да, это они, Земаны, Калины и Житные, думают, что террором пи страхом они сломят этот народ, чтобы он забыл их злодеяния в пятидесятых годах, как, например, в Планице.
Зал суда взорвался бурными аплодисментами. Земан встал со своего стула мертвенно-бледный, задыхающийся и потрясенный этим враждебным ревом. Теперь он уже понимал прокурора Стрейчека, который грустно и беспомощно смотрел на него со своего места и своим хмурым, отрешенным молчанием как бы снова говорил: «Наступило время странных судов, Гонза... Это трудные уголовные дела с трупами в конце. Да-да, в конце этих судов бывает смерть... В конце концов ты обессилеешь и перестанешь бороться... А потом на тебя навалится страшная усталость, депрессия, тоска... и ты застрелишься...»
Вдруг Земан стал осознавать, что смертельная усталость действительно наваливается на него...
Судья любезно поблагодарил Данеша и с победоносным видом обратился к Земану:
— Вы слышали? Как нам теперь верить тому, что вы перед этим утверждали, пан майор? Как видно, о законности и о ее соблюдении вы не очень-то заботились ни тогда, ни сейчас!
Земан молчал. У него не было сил что-либо на это сказать, в висках болезненно пульсировала кровь, в ушах шумело. Он был на грани обморока, к горлу подкатывала тошнота.
В эту минуту за столом присяжных заседателей поднялся инженер Чадек и обратился к судье:
— Могу я взять слово, пан председатель?
— Разумеется, каждый имеет такое право!
Чадек заговорил тихим, ровным голосом:
— Я думаю, что далеко не все правда, что говорилось здесь о Яне Земане. У меня нет оснований его защищать, он меня действительно в сорок восьмом году арестовал. Но я должен заявить, что со мной он всегда обращался корректно и пристойно. А арестовал он меня тогда обоснованно. Я бежал из республики в группе вооруженных агентов, которые стреляли... Думаю, что Земан честный человек... И не забывайте: он не просто сотрудник государственной безопасности — он криминалист!
Чадек договорил, сел, и в зале сразу воцарилась тишина. Никто не ожидал, что именно Чадек так выступит. Но больше всего удивился Земан. Прокурор Стрейчек, который все это время пассивно наблюдал, как осуществляется безукоризненно подготовленная травля Земана, вдруг отважился выступить.
— Да, пан председатель, — заявил он, — как блюститель исполнения законов в этом процессе, я полагаю, что необходимо отличать плевелы от зерен. В любом государстве есть своя полиция, и мы не можем огульно критиковать все, что эта полиция при исполнении своих функций, как механизм подавления, делала, иначе мы уничтожим и само государство. Разве мы не можем представить, что и Ян Земан был введен в заблуждение, что в Планице он действовал из добрых побуждений, слепо веря своему начальству?
Что он говорил дальше, Земан уже не слышал. Он только видел, что прокурор говорит и говорит, подает реплики на возражения судьи, что зал кривляется и гримасничает, соглашаясь и не соглашаясь с тем, что слышит.
Картину этого странною, душней о, тесного зала Земан видел, но шум исчез, потому что вместо него Земан слышал то, что в нем сильнее всего звучало в последние дни: усталый, больной голос Калины.
Из этих тяжелых воспоминаний его вывел голос судьи:
— Хорошо, пан свидетель. Пан инженер Чадек и пан прокурор меня убедили. Если вы откажетесь от своего заявления, которое мы в самом начале этого процесса запротоколировали, если вы отмежуетесь от противозаконных действий органов государственной безопасности, если вы нам скажете, что были обмануты и вашим доверием воспользовался этот ваш таинственный полковник Калина...
