“Смеркается, — думал лейтенант, — и надо бы возвращаться. Но радист обязан дать сообщение номер три только в том случае, если мы не придем до утра. Так что время у нас есть, а дорогу найдем и ночью. Только как подсоединиться к этой стационарной линии? Высоко, а столбы гладкие…”
Но всё оказалось проще, чем ожидал Хомутов. Все трое встретились за густым ельником. С дороги их здесь увидеть было невозможно. Оказалось, что и Давыдов, и Виролайчен тоже заметили и морские орудия, и корпуса катеров. Лейтенант поделился с товарищами своим замыслом: послушать телефонные переговоры. И добавил, что столбы высокие и, может быть, стоит попытаться просто закинуть шнур. Но Давыдов ответил, что ничего из такой попытки не выйдет, контакт между проводами будет недостаточен. “А я, между прочим, как бывший беспризорник, — сказал Давыдов, — умею влезать и не на такие столбы…” И в самом деле, когда стемнело, он сделал на ногах петлю из обрезка парашютной стропы и в несколько секунд оказался у проводов. Подсоединил шнур и скользнул вниз. Хомутов взял трубку и услышал разговор на незнакомом языке. “По-фински, видимо, говорят… Виролайнен, берите аппарат.” Карел послушал, пожал плечами:
— Муж с женой болтают… Слушать — время терять… Давай, беспризорник, ещё лезь, к другой провод подключай.
Вторую линию он слушал довольно долго.
— Тоже болтовня. Друзья. Ничего интересного, кроме странной фразы: какого-то их общего знакомого завтра посылают к выдре. Надо думать — к какой-то вздорной бабенке, может, к жене или дочке начальника…
— А больше ничего?
— Если не считать двух “антээкси” и трех “суур киитос”…
— Что это такое?
— А это, Давыдов, по-русски будет “извините” и “большое спасибо”, понятно?
Сращение кабеля полевого телефона обнаружили в полукилометре. Подсоединились. Говорили немцы, и слушал теперь Хомутов. Разговор был важным. Лейтенант узнал, что “груз особого назначения” прибыл благополучно и что завтра “ещё две единицы” (так он перевел для себя) отправляются “согласно приказу”. Хомутов решил, что речь идет именно о боевых кораблях. Почему? На этот вопрос он бы не смог ответить. Скорее всего, такой вывод был подсказан интуицией, потому что, вообще говоря, “грузом” и “единицами” могли быть и танки, и самолеты каких-нибудь новых конструкций. Немцы кодом не пользовались, но разговор вели всё же осторожно. Вряд ли они могли предполагать подслушивание. Тут другое. Видимо, существовала какая-то инструкция, поскольку речь шла о “грузе особого назначения”, а инструкции немцы выполняли точно. К тому же в памяти Хомутова связывались — и не могли как следует связаться — два факта: первым были увиденные в эшелоне орудия и катера. А вот второй… Что-то есть… Что?
— Виролайнен, как по-фински “выдра”?
– “Выдра” будет “саукко”, командир…
“Вот оно… Вот и второй факт… Теперь всё связалось, и можно не плутать по побережью…”
— Так вот, милые мои друзья… Мы в самом деле вошли в полосу удач… Не понимаете? Сейчас поймете! Я слышал разговор об особом грузе и отправлении куда-то “двух единиц”. Особый груз — это то, что мы видели на платформах. А две единицы — это два боевых корабля, и идут они в узкий и извилистый заливчик, в который впадает речка Саукко, вытекающая из маленького озера под тем же названием. Корабли поведет финн, скорее всего лоцман, хорошо знающий Ладогу и особенно прибрежные воды. О нём вы и слышали разговор, Виролайнен. И вздорная бабенка тут ни при чём…
— Ай, старый я дурень! Верно — и озеро есть, и речка есть. Недалеко. Километров десять от нашей стоянки, может, двенадцать. А ошибся я вот почему: по-фински женщину или чаще девочку когда немного ругают, то называют “саукко”…
— Ладно, всё это теперь неважно. Завтра осторожненько доберемся до этой самой “выдры”, поглядим и — уверен — сможем доложить о выполнении задания… Ну конечно, придется и соседние заливчики разведать. Черт их знает, чего и сколько немцы туда наставили. Работы, по-моему, дня на два. Как думаете?
Давыдов и Виролайнен подтвердили и даже высказались в том смысле, что если и дальше повезет, то можно и скорее управиться, если не считать дорогу обратно.
