— Может быть, он пошутил?
— Скорее всего, но почему это вас не удивляет? Ведь наверняка редчайший случай?
— Милая Магда, если откровенно, меня удивляет не то, что он верит. Удивляет то, что он в этом признался.
— Он очень прямой человек.
— Таким, наверное, и подобает быть ответственному товарищу.
— Но ведь, по-моему, религиозные убеждения и наши идеи несовместимы?
— Конечно! А он вам говорил, что верит конкретно в Христа или в Магомета?
— Нет, этого он не утверждал.
— Ну, так, может быть, речь просто о совести? У всех у нас есть совесть. Высшая совесть, по которой мы выверяем свои поступки. Если хотите, это и есть наш бог и судья. Совесть — тайник души, в нем отзывается одобрение и осуждение каждого нашего действия.
— Я человек маленький и рядовой, вам виднее. Понятие о совести у меня свое.
— И оно наверняка не расходится с высшим пониманием совести.
Леонидов приставил к глазам фотоаппарат и стал наблюдать за борьбой, которую затеяли ребята. Магда взглянула на него и вернулась к вязанию.
— Магда! — позвал Леонидов. — Хватит грезить и вязать, видит бог — пора снимать!
— Уж я-то не верю ни в какого бога, — отозвалась она.
— Я тоже, но, должен вам признаться, какие-то чудеса в жизни все-таки существуют.
— Это — непознанное.
— Но я далеко не убежден в том, что при нашей с вами быстротекущей жизни все будет познано.
— Ну вас с вашей философией! — взвилась молчавшая все это время Валерия. Она вскочила, стряхнула с пледа сухие травинки, указательным пальцем водворила на место сползшие на нос темные очки. Ее живые глаза таились в тени стекол, но какие-то озорные огоньки все же поблескивали там. — Идемте лучше купнемся, не то помрем от жары!
— А фильм! — возразил Леонидов. — Прошу всех войти в роли! — И он щелкнул спуском.
Заливаясь смехом, Ирина начала теснить Алешку и, наконец, села на него верхом.
Снова щелкнул аппарат.
— Теперь оба нападайте на Магду! — приказал Леонидов.
— Ну, папа! Мы уже устали. — И вдруг Ирина бросилась в сторону коттеджей. — Приехал! — кричала она. — Приехал дядя Сеня. Он привез торт!
Следом за Ириной во всю прыть мчал Алешка. Навстречу им шел, как всегда, элегантный, в ладно сидевшем на нем костюме Семен Каташинский.
— Ну, что я вам говорил? — торжествующе вопросил Леонидов. — Семеон становится джентльменом. Честно говоря, я и сам не ожидал от него такого подвига.
Тем временем Семен, эскортируемый Ириной и Алешей, приблизился к Магде, галантно опустился на колено и вручил ей коробку с тортом.
— Фирменная «Прага», — сказал он как бы между прочим и еле улыбнулся уголками тонких, изящно очерченных губ. — На шесть рублей.
— Боже! — воскликнул Леонидов, всплеснув огромными руками. — Какой разор!
— И рубль автобус, я уж не говорю о такси до метро.
Теперь уже тонкие губы Семена свободно расплылись в улыбке. Взгляд его зеленых с карими крапинками глаз, еще сохранивших молодой задор, цепко задержался на Магде, затем впился в Валерию, не обошел Ирину и снова вернулся к Магде.
— Ради таких дам и большего не пожалеешь. Саша, не ревнуйте! — бросив притворно озорной взгляд на Александра, заметил Семен. — Отхватил такое сокровище и воображает себя феодалом!
— Ничего, — успокоил Леонидов, — в прошлые визиты в наш райский уголок вы сэкономили больше. Магда, откройте коробку. Может быть, там обыкновенный бисквит…
Магда развязала тесьму и приподняла крышку.
— Ну, Сеня! Вы выросли в моих глазах! Настоящая «Прага»!
— Закройте, Магда. Доказательства налицо. Семеон — рыцарь! Детки, не глотайте слюни. Торт будем есть за вечерним чаем, здесь, на лужайке, и при свечах.
— Как? — удивилась Магда, подняв восхищенные глаза. — Где же мы возьмем свечи?
— Свечи я привез из Москвы. А Шурочка выдаст нам скатерть, стаканы и самовар.
— Ну, товарищи! — закрывая коробку, воскликнула Магда. — Разве тут можно жаловаться на жизнь?!
* * *
Солнце с лужайки уходило рано. Его лучи погружались в густые ветви старых угрюмых елей. Торжественная праздничность этого уголка меркла.
К тому времени, когда Александр, Магда и Валерия пришли сюда, яркую зеленую лужайку прочертили густые тени. Из низины, где текла тихоструйная речка, потянуло прохладой. Магда накинула на плечи вязаную кофту, стянула ее на груди, поежилась.
