Белые и черные - страница 26
- А дальше? Дальше ты уже не помнишь, Валя, - продолжал вспоминать Алехин. - Точнее, не можешь помнить, тебя в то время в России не было. Самое тяжелое время только начиналось. Бурлящий водоворот семнадцатого года. Перепуганные дворяне, купцы бегут за границу. Куда? Единственный выход через Одессу. Я тоже вместе со всеми. Паника в Одесском порту, давка, крики остервеневших людей. Бегут из горящего дома, спасают шкуру. И подумал я тогда на самом краю русской земли: куда бежим, что ждет нас впереди? Ничего, пустота. Хотя сзади горящий дом, но ведь это все-таки дом! Твой дом, родные стены. Ты можешь погибнуть под горящими обломками, но и на чужбине не безопасно. В общем… я остался. Строго говоря, большевики не такие уже плохие люди. Только мы для них чужие, а может быть, даже враги. Впрочем, впоследствии я не чувствовал никакой вражды. Мне стали поручать серьезные задания: я работал в Уголовном розыске, был переводчиком в Коминтерне. Но… разруха, голод, думы о матче с Капабланкой… В общем… я здесь.
- А помнишь карикатуры в гимназии, - напомнил Волянский. - Алехин гонится за убегающей шахматной короной, потом он же - король с заветным убором на голове.
- Думаю, что этот убор так и останется на моей голове только в детских карикатурах. Я тебе говорил о новых условиях Капабланки?
- Да, условия нелегкие!
- Вот именно - нелегкие! Честно говоря, я лично не вижу для себя пока никаких возможностей собрать такую уйму денег, - признался расстроенный Алехин. - И нет у меня никаких надежд на матч, на шахматную корону. Нет, Валя, верь мне - нет!
Порывистый леденящий ветер пронизывал одежду и, забираясь под пальто, пиджак, белье, вызывал отвратительную дрожь. Ноги утопали в сугробах, холодные хлопья снега попадали в ботинки и, растаяв, стекали вниз щекочущими струйками. Обледенелые концы брюк болтались на ходу и сквозь тонкие носки хлестко ударяли по ногам. Больше всего беспокойств доставляла шляпа - при каждом порыве ветра Эммануил Лаокер испуганно хватался за нее руками. Что сказать, неважная экипировка для покорителя ледяных пространств!
Правда, и остальные спутники одеты не лучше. Особенно этот беспокойный биржевик: демисезонное пальтишко треплется на его длинной, нелепой фигуре, легкие туфли скользят на льду, на голове какой-то чулок: настоящий Пат! Зато маленький толстячок вполне может сойти за Паташона. Бодрится - пошел совсем без головного убора! «Я так привык», - говорит. Лишь один ведущий в порядке. Чему удивляться - финн, свыкся с непогодой, шагает по льду так же спокойно, как по паркету!
Иней оседал на усах, превратив их в сосульку. Вот уж никогда не думал, что из-за усов придется претерпеть столько неудобств! И с носом одни заботы - время от времени Ласкер косил на него глазом. Сперва он видел что-то красное, затем это пятно приобрело сине-фиолетовый оттенок. В испуге забывал он тогда про шляпу и обеими руками принимался неистово растирать уязвимое место. Отморозишь, хорош появишься в Гамбурге! Экс-чемпион мира, доктор философии - без носа!
«И зачем тебе эти муки?! Те хоть вынуждены - жизнь заставила. Биржевик спешит на свадьбу сына - тут откладывать нельзя; толстяк имеет важное поручение фирмы. А ты куда тащишься на старости лет?! Пятьдесят шесть уже, а бежишь на турнир, как мальчишка. Не наигрался. Ну, опоздаешь, не попадешь в Нью-Йорк, ну и что? Одним турниром меньше, мало ты их сыграл!»
Поругивая сам себя в этой тяжелой ситуации, Ласкер автоматически продолжал шагать, стараясь попадать ногой в галошах в отпечатки, оставленные на снегу впереди идущими. Просто ли поспеть за этим длинным?
«Сам виноват - попал в такое положение, - продолжал на ходу ругать себя Ласкер. - В Россию поехал, правильно - давно хотел посмотреть, что там делается при новой власти. Москва, Ленинград - все это хорошо, но зачем Хельсинки? Ведь тебе нужно в Нью-Йорк ехать, турнир на носу. Разве тут до лекций? Нет тебе, поехал. Марта не зря предупреждала: не езди, ей чутье подсказывало.
Вернешься из Нью-Йорка, тогда, пожалуйста! Но ведь ты настойчив, недаром она говорит, что нелегкий ты человек. Всегда поставишь на своем! Взял бумажку, все рассчитал - профессор математики! Сколько ехать из Ленинграда до Хельсинки, сколько плыть из Финляндии до Гамбурга. Все получалось - успевал. А тут бац - мороз! Лед сковал пароход, и стоит он среди льдов, как слабая женщина, затертая в толпе великанов».
