Беловежская застава - страница 11

Я уже дописывал письмо, когда в Ленинскую комнату вошел старший лейтенант Петр Денисович Моргунов.

— На родину пишете?

Я смутился и не очень уверенно ответил:

— Так точно, товарищ старший лейтенант... Сестренка у меня, такая смешная, вот учу ее уму-разуму.

— Это хорошо, — и он лукаво улыбнулся.

Я посмотрел на него и быстро отвел глаза. Он понимал, что я говорю неправду, но не стал допытываться. Не стал потому, что знал, — сейчас не время. Подвернется удобный случай, он непременно напомнит:

— Не забудьте написать сестренке... Как звать-то ее?

Серые глаза замполита блеснули.

— Напишите ей, что служите хорошо.

Тут же я рассказал замполиту о письме из музея и попросил разрешения на этой неделе навестить лесника, показать ему список пограничников Беловежской заставы. Он одобрил мой план.

Через три дня на заставу приехал писатель Василий Берков. Его представил нам начальник клуба отряда капитан Маркуша. Писатель рассказал о книге, над которой работал — это повесть о советских партизанах, сражавшихся с ненавистным врагом на территории Италии. Связной отряда была двенадцатилетняя Марчелла.

Однажды она с большим трудом доставила в штаб партизанского отряда весьма срочное донесение. Написано оно было на обыкновенном пшеничном зернышке рукой умельца-художника Соррети, друга отца Марчеллы. Говорят, будто бы партизаны сохранили это зернышко, и сейчас оно в музее...

Потом Василий Берков говорил о Беловежской пуще. Белая вежа! Не правда ли, звучит хорошо!

Давным-давно родились эти слова. Белая вежа — это высокая круглая сторожевая белая башня. И ныне она высится в Каменце, районном центре. Когда-то она служила защитой от нападения врагов. А ныне стоит, окруженная лесами, и поют ей деревья о славе минувшей и славе будущей, поют о счастье земли родной...

А еще он рассказывал о городе Беловеже. Во время строительства Волго-Донского канала был обнаружен этот древний город. Археологи открыли давно забытую страницу истории России. Русский князь Святослав совершил по тем временам небывалый поход против хазар, захватил крепость Саркел, которая с той поры стала русским городом — Беловежей.

Прошли века, и на тех местах, где когда-то русские богатыри князя Святослава громили врагов, разгорелись страшные бои против гитлеровских захватчиков. Тогда слова князя Святослава: «Да не посрамим земли русской, но ляжем костьми, ибо мертвые сраму не имут» приобрели особый смысл.

Я сразу же вспомнил о наших героях-пограничниках. Они тоже не пропустили врага...

Литератор уехал, а я долго ходил под впечатлением встречи. Сколько раздумий вызвал у меня рассказ Василия Беркова. Я уже не мог не писать стихов. Они рождались сами собой.

Ваня Гринчук довез меня до перекрестка. Он поехал дальше за почтой, я свернул налево и пошел лесной дорогой к домику Сергея Петровича. Она сплошь покрыта листьями. Сквозь плотную стену леса едва пробивались багровые лучи зябкого солнца. Я видел, как оно, огромное, ярко-красное, присело на кленовую ветку, потом перебралось на зеленые колоколенки елей и остановилось перед дубом, будто за гляделось на это чудесное создание природы. Дуб стоял на полянке в окружении березок. Он был высок и строен. Листья еще цепко держались на нем. Звонкие и пожелтевшие, они трепетали на ветках, не желая расставаться с дубом. На комле снизу вверх тянулись ножевые отметины. Кое-где виднелись округлые углубления. Может, это пулевые прострелы? Кто знает...

Солнце еще с минуту любовалось великаном, а потом заскользило по зеленым волнам, по багровым валам лесного моря.

А между тем листопад продолжался. Я во всем видел бурное наступление осени и почти физически ощущал звенящие голоса ее — то грустные и счастливые, то манящие и беспокойные, то нежные и ласковые... И каких только не было!