) и иногда более крупными соединениями. Сербские власти также разрешили русским офицерам ношение личного оружия. В Париже генерал Миллер получил известия об ассигновании дополнительно 200 тыс. долларов САСШ и 1 млн. франков на обустройство жизни и быта русских частей в Балканских странах. Штаб Главнокомандующего состоял в переписке с военными представителями в европейских странах — фон Лампе и Леонтьевым, однако результатом их «титанических» усилий явилось решение Чехословакии принять 1000 человек и Венгрией еще 200. Заботу о больных и раненных Русской армии, по рекомендации небезызвестного посла Гирса в Париже, Главнокомандование передало Международному Красному Кресту. Это позволило открыть его отделения и в тех Балканских странах, где размещались лечебные учреждения, в которых находились на излечении раненые солдаты и офицеры Русской армии. В августе 1921 года королевство СХС снова разрешило принять у себя 3000 человек для «общественных работ» по проведению новых железнодорожных линий. Следом за этим Болгария проявила неожиданно щедрый жест, пригласив для проживания 7000 человек. 6000 человек прибыли в Болгарию из Галлиполи, за которыми последовала 1000 человек с острова Лемнос. С ними прибывали штаб генерала Витковского и штаб Донского корпуса во главе с генерал-лейтенантом Сергеем Федоровичем Абрамовым. Кавалерийская дивизия во главе со своим начальником Иваном Гавриловичем Барбовичем поступала на службу в пограничную стражу СХС королевства. Постепенно, к концу сентября 1921 года, согласно плану, большая часть Русской армии со своими штабами покинула турецкие берега, а 15 октября 1921 года около 5 часов дня яхта Главнокомандующего «Лукулл» была протаранена пароходом «Адрия», шедшим из Батуми (!) под итальянским флагом. «Адрия» врезалась в правый борт яхты и разрезала ее пополам. От страшного удара небольшая яхта «Лукулл» стала быстро погружаться в воду и затонула в течение двух минут. Выдержка и спокойное поведение Конвоя Главнокомандующего и экипажа яхты дало возможность погрузить в шлюпки находившихся на ней людей и доставить их на берег. За час до происшествия сам барон Врангель и командир яхты отбыли на берег. Все морские офицеры и оставшиеся на яхте матросы до момента погружения оставались на палубе и только, видя неотвратимость ее потопления, бросились за борт и были подобраны подоспевшими катерами и лодочниками. Вместе с яхтой ушел в морскую пучину дежурный офицер мичман Сапунов, матрос Ефим Аршинов и корабельный повар Краса, орудовавший в момент удара «Адрии» на камбузе и не успевший выбраться из-под завалов, образовавшихся при столкновении. Удар «Адрии» пришелся в среднюю часть яхты и вихрем прошел через кабинет и спальню Главнокомандующего. Вместе с «Лукуллом» ушли на дно документы Врангеля, и погибло все его личное имущество. Никаких мер для спасения людей «Адрия» не принимала: не было спущено ни одной шлюпки, не были брошены концы или спасательные круги… Спустя год, один из русских эмигрантских авторов, проживавший в то время в Германии, поведал своему знакомому одну историю, отчасти проливавшую свет на происшествие, случившееся на европейском побережье Босфора 15 октября 1921 года. «С ноября 1922 года X. жил в Саарове под Берлином. Там же в санатории отдыхал Максим Горький, находившийся в ту пору в полном отчуждении от большевиков. Однажды Горький сказал X. про Елену Феррари:
— Вы с ней поосторожнее. Она на большевичков работает. Служила у них в контрразведке. Темная птица. Она в Константинополе протаранила белогвардейскую яхту».[40]
Многие пассажиры «Адрии» вспоминали впоследствии, что незадолго до отбытия яхты из порта Батуми, по городу ходили слухи о приезде из центра нового состава городской Чрезвычайной комиссии. Вполне вероятно, что некоторые ее сотрудники оказались на «Адрии» и с нее управляли всей операцией по затоплению яхты, подвергнув опасности жизни невинных людей. Одной из сотрудниц ЧК была, по всей вероятности, некая Елена Феррари, дамочка, подвизавшаяся в берлинских окололитературных кругах начала 1920-х годов прошлого столетия. Подобная многим своим современницам, всю свою жизнь балансировавшим между советскими органами госбезопасности и литературными салонами, Елена Феррари курсировала между двумя столицами, стремилась к расширению своих знакомств в литературной среде и где-то даже проговорилась о своих сомнительных заслугах. Далее ее следы теряются. Вероятно, что советская госбезопасность поняла пагубность ее привычки делиться служебными делами давно минувших дней даже спустя многие годы, и… Елена Феррари исчезла, как и многие, ей подобные, поглощенная водоворотом Гулага.
