— Она же первая попросила меня о помощи, — возмутился Барбареско.
— И теперь, когда мы готовы помочь ей, она отказывается от нас, обманывая наши надежды, — поддакнул ему Казелла.
Они принялись оживленно дискутировать, сосредоточившись на своих невзгодах, и, казалось, начисто позабыли и о Белларионе, и о принцессе, и о ее бедном, методично развращаемом братце. Наконец Спиньо — тот самый Спиньо, которого они не раз успели заклеймить дураком, но который на поверку, оказался умнее всех остальных, — подсказал единственно возможный выход.
— Эй, мессер Белларион! — окликнул он юношу. — Послушайте, что вы скажете принцессе в ответ на ее угрозу: мы взялись освободить государство от тирании регента и не отступим от своего намерения, невзирая на опасности. Дайте понять этой высокомерной синьоре, что, предав своих друзей, она неминуемо выдаст себя и всех нас постигнет одинаковая участь. Объясните ей, что нельзя по своей прихоти распоряжаться сердцами людей и не в ее власти усмирить силы, которые она сама вызвала к действию.
Затем граф обратился к своим сообщникам:
— Будьте уверены, синьоры: обдумав все, она не станет донимать нас своими капризами — ни сейчас, ни потом.
Ситуация действительно напоминала патовую, и теперь Беллариону, казалось, не оставалось ничего иного, как предоставить маркизат Монферрато и принцессу Валерию их собственной судьбе и немедленно отправиться в Павию изучать греческий — тем более что до захода солнца можно было бы уже добраться до Сезии. Однако вечер этого дня застал его все еще в Касале: он понял, что покинуть сейчас принцессу означало бы навсегда унести в своей душе ее укоризненный взгляд и задумчивый наклон головы.
Несмотря на свои пятьдесят лет, маркиз мог по праву гордиться подтянутостью и солдатской выправкой, и редко кто, взглянув на его открытое, смелое лицо, смог бы распознать завзятого интригана, прятавшего за маской дружелюбия свои коварные планы. Таким предстал маркиз Теодоро Палеолог перед Белларионом, когда того провели в небольшую уютную комнату во дворце с окнами, выходящими в уже знакомый ему сад, и оставили с регентом наедине.
— Я получил вашу петицию, синьор, — услышал он ровный, спокойный голос маркиза. — А теперь отвечайте мне: кто вы?
— Меня зовут Белларион Кане. Я приемный сын Бонифаччо Кане, графа Бьяндратского, — не моргнув глазом ответил Белларион, решивший отдать честь своего усыновления не кому-нибудь, а прославленному своими победами на поле брани наместнику Милана.
— Вы сын Фачино? Значит, вы прибыли из Милана? — с нескрываемым интересом спросил маркиз.
— Нет, синьор. Я пришел в Касале из монастыря августинцев в Чильяно, где много лет назад мой приемный отец оставил меня, пока служил Монферрато. Предполагалось, что я приму священный сан, но мой беспокойный дух заставил меня вернуться обратно в мир.
— Но что вам понадобилось в Монферрато?
— Меня привела сюда судьба. Аббат отправил вместе со мной несколько писем, которые помогли мне познакомиться с неким синьором Барбареско. Его светлость заинтересовался мной и просил меня о некоторых услугах, утверждая, что нет лучшего способа для удовлетворения моих амбиций.
— Однако вы, взвесив все как следует, решили, что предательство послужит вам куда лучше на этом пути, — слегка улыбнувшись, сказал маркиз.
— Ваше высочество упрекает меня в отсутствии симпатий к изменникам? — разыгрывая оскорбленное достоинство, воскликнул Белларион.
— Разве эти люди изменили лично вам, молодой человек? Что еще, кроме своей выгоды, вы ищете здесь? Вот уж действительно — достойный сын мошенника Фачино идет прямо по его стопам.
— Ваше высочество! Я хочу служить вам…
— Молчать, когда я говорю! — не повышая голоса, произнес маркиз. — Я прекрасно все понял и должен знать мотивы, заставляющие вас взяться за чрезвычайно опасное дело. И если вы, несмотря на продажность своей натуры, останетесь в живых, — тут регент позволил себе едва заметно усмехнуться, — вам не придется усомниться в моей щедрости.
— Ваше высочество, вы не совсем справедливы ко мне! — воскликнул Белларион, густо покраснев под презрительным взглядом регента.
