Люди поднимаются на ноги, все целы, а она стоит возле мужа на коленях и пытается осторожно привести его в чувство. Он моргает — слишком долго, — потом очень отчетливо произносит: «Подними меня!» Но сделать это не удается, тело отказывается повиноваться, Карен укладывает голову мужа к себе на колени и ждет помощи.
У них была хорошая медицинская страховка, поэтому в тот же день профессора на вертолете перевезли из Родоса в афинскую больницу, где провели полное обследование. Томограмма показала инсульт, обширное повреждение левого полушария. Это процесс неостановимый. Карен была с мужем до самого конца, сидела рядом, поглаживая его безвольную ладонь. Правая сторона тела полностью парализована, глаз прикрыт. Карен позвонила детям — вероятно, они уже в пути. Она не отходила от профессора всю ночь, что-то шептала ему на ухо, уверенная, что он слышит и понимает. Всю ночь она вела его по пыльной дороге, среди реклам, складов, платформ, грязных гаражей, по обочине автострады.
А в голове мужа поднимался из притоков кровеносных рек внутренний багровый океан, постепенно захватывая все новые территории — сперва низинную Европу, где профессор родился и вырос. Исчезли под водой города, мосты и плотины, возводившиеся трудами многих поколений его предков. Океан подошел к порогу их дома под камышовой крышей и смело проник внутрь. Накрыл красным ковром каменные полы, доски на кухне, которые драили по субботам, наконец загасил огонь в камине, добрался до буфетов и столов. Потом выплеснулся на вокзалы и аэропорты, когда-то открывавшие профессору большой мир. В нем потонули города, где он бывал, а в них улицы, где он снимал комнаты, дешевые отели, где он останавливался, рестораны, куда заходил поужинать. Алая сверкающая поверхность моря достигла нижних полок его любимых библиотек, разбухали страницы в книгах — в том числе и в тех, где его имя значилось на титульной странице. Багровый язык лизал буквы, размазывая черный текст. Красным набухали полы и лестницы, по которым он проходил, получая школьные аттестаты своих детей, и дорожка, по которой торжественно шагал, когда ему присваивали профессорское звание. Красные пятна проступили на постели, на которую они с Карен впервые упали, развязывая торока своих зрелых неловких тел. Липкая жидкость навечно запечатывала отделения кошелька, в котором он хранил кредитные карты, авиабилеты и фотографии внуков. Карминный поток заливал вокзалы, железнодорожные пути, аэропорты и взлетные полосы — с них больше не стартует ни один самолет, не отправится ни один поезд.
Уровень моря поднимался неотвратимо, захватывая слова, понятия, воспоминания, под его поверхностью гасли светофоры и лопались лампочки, провода замыкало, целая сеть связей обращалась в мертвую паутину, бесполезную, увечную, в испорченный телефон. Гасли экраны. Наконец этот неспешный бескрайний океан подобрался и к больнице, и вот в крови тонут Афины — храмы, священные дороги и рощи, безлюдная в эту пору агора, светлая статуя богини и ее оливковая ветвь.
Карен была рядом, когда отключили ставшую бесполезной аппаратуру и нежные ладони медсестры-гречанки одним движением прикрыли лицо мужа простыней.
Тело кремировали, а прах они с детьми развеяли над Эгейским морем — такие похороны, безусловно, пришлись бы профессору по вкусу.
Я повзрослела. Когда-то, просыпаясь не дома, я не сразу это осознавала. Лишь спустя некоторое время замечала незнакомые детали, которые обнажал день. Тяжелые гостиничные занавеси, очертания телевизора, мой растерзанный чемодан, аккуратные стопки белых полотенец. Чужое место возникало из-за занавесок, закрытое чадрой, таинственное, обычно бело-кремовое или желтое в свете уличных фонарей.
Но потом я достигла уровня, который психология путешествий именует «Не знаю, где нахожусь». Я просыпалась совершенно дезориентированная. Пыталась — словно запойный алкоголик — вспомнить, что́ делала накануне вечером, где была, куда вели меня пути, воспроизводила все детали, чтобы разобраться в настоящем. Чем больше времени занимал этот специфический процесс, тем большая меня охватывала паника — состояние весьма неприятное, тошнотворное, напоминающее воспаление внутреннего уха, при котором теряешь равновесие. Где я, черт возьми, нахожусь? Но милосердные детали окружающего мира рано или поздно наводили меня на правильный след. Я — в X. Я — в Y. Это отель, а это — квартира моей подруги, комната для гостей в доме семьи Н. Диван в квартире приятелей. Такое пробуждение напоминало компостирование билета на пересадочной станции.
