Потом он вернулся, взглянул на нее, словно прошло всего мгновение.
— Я нашел тебя в Интернете, уже давно. Читал твои статьи, но мало что понял, — он слабо улыбнулся. — Терминология слишком сложная.
— Ты правда читал? — спросила она удивленно.
— Ты, должно быть, счастлива. Во всяком случае, так ты выглядишь.
— Да.
— Как долетела? Сколько часов занимает дорога?
Она рассказала ему про пересадки и аэропорты. Попыталась посчитать часы, но запуталась — она ведь летела на запад, и время словно бы разрасталось. Она описала свой дом и вид на залив. Рассказала об опоссумах и о сыне, который на год уехал в Гватемалу — преподавать английский язык в деревенской школе. О родителях которые недавно умерли, один за другим — довольные жизнью, седые, перешептывающиеся по-польски. О своем муже, хирурге-неврологе, который делает сложнейшие операции.
— Ты убиваешь животных, да? — спросил он вдруг.
Она посмотрела на него удивленно. Не сразу поняла, о чем он.
— Это больно, но необходимо, — ответила она. — Хочешь ПИТЬ?
Он покачал головой.
— Зачем?
Она неопределенно махнула рукой. Раздраженно. И так ведь понятно зачем. Затем, что люди завезли на остров сельскохозяйственных животных, к которым не была готова местная экосистема. Одних привезли, не подумав о последствиях, давно, более двухсот лет назад, другие (казалось бы, совершенно безобидные) просто сбежали из клеток. Кролики. Опоссумы или ласки с меховых ферм. Из садов выскользнули растения — недавно она видела обочину, заросшую кроваво-красными пеларгониями. Удрал и одичал на безлюдье чеснок. Его цветы чуть поблекли — кто знает, может, спустя тысячелетия он мутирует и здесь появится какая-нибудь местная разновидность. Ученые вроде нее затрачивали массу усилий, пытаясь не допустить, чтобы мир испортил этот остров, — не допустить, чтобы из случайных карманов выпали случайные семена, чтобы на банановых шкурках сюда прибыли какие-нибудь посторонние грибы, от которых рухнет вся экосистема. Чтобы рифленые подошвы ботинок принесли еще каких-нибудь непрошеных иммигрантов — бактерии, насекомых, водоросли. За всем этим приходится следить, хотя подобная борьба изначально обречена на неудачу. Надо смириться с фактом, что замкнутые экосистемы скоро перестанут существовать. Мир слился в единое месиво.
Нужно соблюдать таможенные правила. На остров запрещено ввозить какие бы то ни было биологические вещества, на ввоз семян нужно получать разрешение.
Она заметила, что он слушает очень внимательно. «Но подходящая ли это тема для такой встречи?» — подумала она и умолкла.
— Ты говори, рассказывай, — попросил он.
Она поправила у него на груди распахнувшуюся пижаму, обнажившую почти белую кожу с редкими седыми волосками.
— Смотри, это мой муж, а это дети, — сказала она и вынула из сумки портмоне — в прозрачном окошечке лежало несколько фотографий. Она показала ему детей. Он не мог шевелить головой, пришлось помочь ему, немного приподнять. Он улыбнулся.
— Ты уже бывала здесь?
Она покачала головой.
— Только в Европе, на научных конгрессах. Всего три раза.
— Не хотелось?
Она задумалась.
— Столько всего происходило в жизни, знаешь… учеба, дети, работа. Мы строили дом на берегу океана, — начала она рассказывать, но мысленно слышала голос отца: «…могут жить мелкие млекопитающие, ночные бабочки и насекомые…». — Я просто забыла.
— Ты уже знаешь, как это сделать? — спросил он после долгой паузы.
— Да, — ответила она.
— Когда?
— Когда захочешь.
Он с трудом отвернулся к окну.
— Как можно скорее. Завтра?
— Хорошо. Завтра.
— Спасибо тебе, — сказал он и посмотрел на нее, словно признавался в любви. У входной двери ее обнюхал старый раскормленный пес. Сестра стояла на крыльце, на морозе, курила.
— Сигарету?
Она поняла, что сестра хочет поговорить, и, к своему удивлению, согласилась. Сигарета была тоненькая, ментоловая. Первая затяжка ее ошеломила.
— Ему дают морфий — в пластырях, — поэтому сознание спутанное, — сказала женщина. — А вы издалека?
Только тогда она поняла, что сестра ничего не знает. Она не знала, что ответить.
— Да нет. Мы одно время вместе работали, — сказала она уверенно, кто бы мог подумать, что она так ловко врет. — Я — заграничный корреспондент, — придумала она еще, объясняя свой, уже чужой здесь, акцент.