— Могу, — легко согласился Андрей. — Просто поговорить могу.
Зуев пристально посмотрел на него и раздасадованно покачал головой:
— Можешь… но не хочешь. Тоща я сам с собой поговорю. Вслух. А ты послушай, как старый сержант сходит с ума и со стенами разговаривает… Есть у одного сержанта во взводе солдат. Молодой, глупый эгоист. Вроде и неплохой парень, способный, сильный, но он хуже, чем самая последняя сволочь…
— Это еще почему?! — вспыхнул Туманов, привычный к «эзоповскому» языку.
— Я же говорю: эгоист, — спокойно пояснил сержант, — Начхал он на всех, кто его любит, ждет и когда-нибудь будет жить им одним. Начхал он и на всех тех, кто окружает его сейчас, и на тех, кто далеко, и на тех, кому еще только предстоит встретиться с ним. Наплевал на весь мир, кроме самого себя. Интересует его только своя проблема, только своя боль. Его можно понять: за свой палец кусать куда больнее, чем за чужой… И вот живет этот солдат без настоящего и будущего и сладко наслаждается своей болью. Жалеет себя, представляет красочные картины своей героической смерти и как зарыдает та, кто его бросила… И не понимает, что по этому поводу никто особо не расстроится. Кроме его матери, конечно, но это для него «вынужденная жертва», так сказать, горькая необходимость. И забывает он написанный метровыми буквами лозунг на стене нашей дивизии: «нас ждет только мать». Даже офицеры не спешат стирать эту надпись. А солдат видеть этого не хочет. Он хочет видеть только свои грезы. Которые, к слову, ошибочны.
— Как я тебе сейчас врежу! — мечтательно сказал Туманов, расстегивая тугой воротник гимнастерки.
— А не сбудутся его иллюзии по одной простой причине, — продолжал Зуев, не обращая внимания на его приготовления. — Плачут над мужчинами. Над миражами слез не льют. Ведь если человек ничего не хотел, ничего не сделал и не пытался сделать — это мираж, без следа прошедший по жизни.
— Слушай, ты, философ, — хрипло сказал Туманов. — Ты своими делами занимайся. Тем, что касается армии, а в гражданскую жизнь не лезь. Там ты — никто, и звать тебя — никак! Потому-то тебе так и хорошо здесь, так сладко, что здесь ты хоть что-то весишь, хоть чем-то занимаешься, а на гражданке ты — пустое место.
— Так и есть, — спокойно согласился Зуев. — Я здесь что-то делаю, что-то решаю, чем-то живу… «Живу» — понимаешь?! Что-то от меня зависит, я на что-то влияю… А на гражданке… Не знаю… Там у меня ничего не получалось. И когда вернусь через полгода, тоже не знаю, чем займусь… Тяжело… Но я все же буду думать и мечтать, что-то планировать и на что-то надеяться. Потому что я хочу что-то делать. Мне все время кажется — что завтрашний день — последний. Поэтому я и стараюсь успеть что-то делать сегодня. Почувствовать, что — «живу»… Ну, нет у меня особых талантов, нет… Может, еще не нашел их в себе… Но я же ищу…
— Почему — «нет», — немного смягчился Туманов. — Ты умный мужик, очень проницательный, добрый… по-своему… Куда мудрей своего возраста. Вот от «головы» и надо шагать. В науку иди, в политику.
— Политика — скотское занятие, — отмахнулся Зуев. — А в науку… У меня же восемь классов образования, да и те… Нет, я придумаю что-нибудь, но разговор не об этом. Дело в том, к чему меня тянет, что мне интересно, за что я отдал бы всю жизнь… Вот, взять, к примеру, тебя…
Туманов опять нахмурился и с вызовом посмотрел на сержанта.
— Ну, что ты как бычок молодой уставился? — усмехнулся тот. — Не нравится — возьми да пристрели. Ты же все равно на себе «крест поставил»? Какая разница, как это сделать? Я же твою честь оскорбил, гордость задел. Сперва меня, потом себя… Или «подвиг» не того масштаба? Да ты не злись. Еще месяц назад я не стал бы с тобой на эту тему даже разговаривать. Сейчас ты немного окреп, уже в состоянии дослушать… Правильно говорят, что со своей бедой надо переспать ночь. На утро она превращается в опыт. Я не философ, институтов не кончал, но кое-что в жизни понять пытаюсь. Я понимаю, что беснуешься ты из-за девушки. Не знаю, как оно там у вас было, но я читал одну интересную книжку, и запомнил оттуда один занимательный эпизод… Знаешь, почему женщины чаще всего любят обманщиков, драчунов, хамов и прочих, не очень «положительных героев», а положительных, добрых и прочих «бойскаутов» бросают?
