Беглый

Во мне нет ни одной капли узбекской крови. Но я родился в Узбекистане.

Город моего детства — Ташкент был разделен невидимой берлинской стеной на две части. Старый город и Новый город. Это произошло еще во времена Российской империи. Разделение города на две части было именно тем, что таится в корнях слов сегрегация и апартеид.

Хотя я родился уже во времена, когда Российская империя именовалась Советским Союзом — разделение между Старым и Новым Ташкентом никто стирать не собирался. Таким образом, я вырос в Ташкенте, где почти не было узбеков.

Максимум на что они были способны узбеки это тонкости кулинарии и торговля на базаре. На обязательных для политкорректности уроках узбекского языка в английской спецшколе, где я учился — мы плевали в учительницу жеванной бумагой из маленьких трубочек. Она говорила на русском с дурацким базарным акцентом. Когда плевать в учительницу надоедало, мы плевали в портреты узбекских писателей с дурацкими именами. Узбеки были каким-то приложением к нашему Ташкенту. Иногда нужным, но обычно — нет.

В суровый для страны год, когда император Ельцин пропил Узбекистан, я к своему ужасу понял, что мой Ташкент — это главный город узбеков. А самих узбеков — в Узбекистане — миллионы. Перемены были настолько быстрыми и пугающими, что я решил бежать из Ташкента.

Пройдет много лет прожитых в разных странах и под разными именами, до того момента пока я вдруг не сделаю страшное открытие — на самом деле сам я — настоящий узбек.

Правдивая история моих многочисленных побегов и легла в основу этой книги.

Романы «Школа стукачей» и «Винсент убей пастора» являются неотъемленными частями сей монументальной саги.

«В закрытом обществе, где каждый виновен, преступление заключается в том, что тебя поймали».

Хантер Томпсон

«У меня есть шрам. Однозначно: я — человек империи. Поясняю: я не человек империи, который поддерживал режим, иначе бы не родился «Ильхом». Но я-то имя сделал в Советском Союзе. Имена «Ильхом» и «Марк Вайль» — это были всесоюзные имена. Конечно же, это — ощущение простора. Мне тесно. Я все равно преодолеваю все эти границы. Все эти феодальные местные государства — мне это не интересно. Тотальный распад мне скучен. Я человек глобальный. Мне и этой империи было мало».

Марк Вайль