Она пошла за чистой рубашкой. Мы с дедушкой дружно решили, что Адам это все гениально придумал.
– Дорогой мой новоявленный внучок, просто не верится, что мне так подфартило, – проговорил дедушка.
Перед тем как мы ушли, дедушка поставил бабушкину фотографию на тумбочку.
– Кто это? – спросил Адам.
– Моя жена. Ну разве она не… (он снова запнулся на миг) …красавица?
Мне показалось, что бабушка на фотографии одобрительно подмигнула, когда дедушка проглотил ругательство.
Адам кивнул. Бабушка и в самом деле была красивая.
– У меня к тебе еще одна просьба, малыш Готфрид, – объявил вдруг дедушка.
Он снова стал Самым главным судовым механиком.
– Какая?
– Постарайся, черт тебя подери, научить меня красиво говорить. Пока не поздно.
Адам снял шоферскую фуражку и напялил спортивную кепку. И лишь после этого завел мотор. Мало ли: вдруг мама и папа выйдут нас встречать. Мама частенько следила из-за занавесок за тем, что происходит на улице.
– Надо все предусмотреть заранее, – сказал Адам.
Мне тоже было о чем подумать.
Во-первых, как научить дедушку говорить вежливо, чтобы он не опозорился, когда попадет на небеса и встретит там бабушку?
Во-вторых, как узнать, есть ли вообще этот рай?
И в-третьих, что мне рассказать про футбольный лагерь, в котором я не был?
Третий вопрос был самый спешный.
Это вранье, похоже, никогда не кончится! Только придумаешь, как выкрутиться, как тут же приходится врать по новой, чтобы первый обман не раскрылся. И так все одно за другим, пока не нагородишь целую гору.
Хорошо, что мама много читала мне, когда я был маленьким. Так что я стал классным выдумщиком. Но убедить папу будет трудно. Он всегда старается докопаться до правды. Так что надо приготовиться хорошенько.
– А ты когда-нибудь ночевал в спортзале? – спросил я Адама.
Оказалось, что ночевал. Когда участвовал в соревнованиях по настольному теннису. Давным-давно. Я у него все выспросил. Про то, как они рассказывали по вечерам истории о привидениях. О том, как там воняло старым потом. И каково было спать на полу на жестких матах. Как они прятали одежду тех, кто был в душе. И что у одного подскочила вдруг температура и его стошнило прямо в спальный мешок.
Вот эта последняя история – была для меня важнее всего. Услышав ее, папа сразу велит мне открыть рот и показать язык, измерит температуру и спросит, как я себя чувствую.
– А как прошли те соревнования? – поинтересовался я у Адама. – Ты выиграл?
– Нет. Меня почти сразу вышибли.
– Здорово!
– Точно. Зато я отправился в кондитерскую. Тогда-то я и решил, что стану пекарем.
– Я не то имел в виду, – пояснил я. – Я хотел сказать, что эта история мне пригодится. Когда признаешься, что ты продул и был хуже всех, тебе больше верят, чем когда хвалишься успехами. Странно, правда?
– Да.
– Тогда тебя жалеют, – добавил я. – Сочувствуют. Утешают и подбадривают – дескать, в следующий раз повезет. Иногда даже угощают чем-нибудь вкусненьким в утешение.
– А ты мастак сочинять, – похвалил Адам.
– Это все книжки, – скромно ответил я.
Наконец, мы приехали. Микроавтобус свернул на мою улицу и проехал мимо часовни с зеленым куполом – той, что у дома для престарелых. Перед входом был припаркован похоронный автобус. Я отвернулся. И стал думать о том, что расскажу дома.
Я чувствовал, что готов. Только не знал к чему.
Мама и папа вышли на крыльцо, едва мы подъехали.
– Ну, я отчаливаю, – сказал Адам. – Пока! Удачи!
Махнул на прощанье кепкой и уехал.
Мама обняла меня, а папа взял сумку, которую Адам поставил на тротуар, хотя я мог и сам ее донести.
– Ну, мой мальчик, как провел время? – поинтересовался папа. На нем был связанный мамой жакет и красный воскресный галстук.
Кажется, он был в хорошем настроении. Наверное, решил весь кроссворд.
– Что-то я устал, – сказал я. – Пожалуй, пойду немного полежу.
– Отдохни, конечно, – поддержал папа. – А потом расскажешь за ужином, как все было.
– Ладно.
Я даже не стал разбирать сумку. Поскорее поднялся по лестнице к себе в комнату и лег на кровать. Мне хотелось побыть одному.
В моей комнате были синие стены. Почти такого же цвета, как в дедушкиной спальне в доме на горе. За окном тянулись по небу темно-серые вечерние облака. Они напомнили мне клубы густого дыма, поднимавшиеся из ямы, в которой дедушка сжег свой парадный костюм.
