Так или иначе, чтение не состоялось, потому что Роберто пригласили в телевизионное шоу в Лос-Анджелесе и ему пришлось переехать, так что следующие четыре года мы не общались. Но когда я училась на предпоследнем курсе колледжа, он позвонил мне в общежитие, узнав номер у родителей. Роберто начал с безобидных вопросов вроде: «Как тебе нравится колледж?» Но очень скоро он стал выпытывать у меня интимные подробности, например, большие ли у меня соски, трясется ли мой зад при ходьбе, густые ли у меня волосы на лобке и какого размера я ношу лифчик — чашечка и объем груди».
Джин закашлялся. Гордон заерзал на стуле.
— «Мне нравились эти вопросы. Роберто был извращенцем, но в тысячу раз сексуальнее всех этих тупых парней из колледжа, с которыми я встречалась. Он сказал, что приедет в Нью-Йорк перед Рождеством и останется на несколько недель, чтобы повидаться с друзьями, и мы договорились встретиться в кафе на Макдугал-стрит. Я с удовольствием отметила, что с годами он стал еще лучше: густые волосы, темно-золотистый загар, длинное серое шерстяное пальто и темные опрятные джинсы. При встрече Роберто поцеловал меня в губы. Мы сидели в кафе, предаваясь воспоминаниям, а потом он предложил пойти посмотреть фильм «Ваня с Сорок второй улицы».
В середине фильма он начал покусывать мне ухо и губы.
«Целуй меня, Ариэль, целуй, — шептал он. — Хочу, чтобы ты меня поцеловала. Повернись ко мне и поцелуй меня, детка. Давай же, поцелуй меня».
Я так и сделала, но Роберто был любитель кусаться, а к таким парням я быстро теряю интерес. Я настойчиво сжимала губы, давая ему понять, что люблю нежные сладкие поцелуи, а вовсе не грубые и настойчивые, но он не переставал вгрызаться в кончик моего языка».
Как раз на слове «язык» я заметила, что кто-то отдернул занавеску и входит в театр, и, едва увидев этого человека, почувствовала, что меня словно током шарахнуло от макушки до самой печенки. Мужчина слегка за тридцать, среднего роста, в кожаном удлиненном пиджаке; спутанные светлые волосы и очки в стиле Бадци Холли.[12] Эти очки и важная поступь не оставляли сомнений в том, что он считает себя этаким умником, на голову выше прочих. Но именно такие вот парни — самоуверенные и наглые — любят прикидываться простачками, тем самым как бы говоря: я такой крутой, что могу позволить себе одеваться как мужлан, а женщины все равно сочтут меня привлекательным. Меня, правда, эта показуха не смутила. Ну ни капельки. Я всегда легко поддаюсь парням, считающим себя крутыми, потому что я — как раз та женщина, которая докажет им, что на самом деле они жалкие козлы.
Этот тип уселся в первом ряду, и мне понадобилось некоторое время, чтобы собраться с мыслями и продолжить чтение.
— «Потом Роберто просунул руку мне под юбку и стал теребить мои трусики. Когда его пальцы проскользнули в мои трусы, один он засунул в меня. Я закрыла глаза, а когда открыла их, увидела на экране Уоллеса Шоуна, шепеляво талдычащего заунывный монолог. Интересно, подумала я тогда, есть ли у Уоллеса Шоуна еще хоть один зритель с пальцем в вагине?».
Я взглянула на Бадди Холли. Он улыбался.
— «Когда кино закончилось, мы пошли по улице, взявшись за руки. Мы дошли по Шестой авеню, до магазина деликатесов Балдуччи, и Роберто купил мне заливных бобов и сыра. Мне нравилось, что он покупает мне всякую всячину. И не имело значения, что он скоро уедет, что он такой кусачий и что вообще он весьма ненадежный партнер на длинной дистанции. Так приятно было идти по улице, повиснув на руке у мужчины, понимающего толк в элегантных шерстяных пальто, у мужчины с хорошими зубами, чистой кожей и густыми волосами. От моего спутника пахло дорогой туалетной водой, он называл меня деткой и энергично вышагивал рядом, держа за руку. Моя жизнь напоминала рекламу духов «Чарли». Духов, как известно, с весьма прихотливым ароматом».
Я подняла глаза.
— Это все.
Воцарилась тишина. Одна из «Продвинутых», в упор посмотрев на меня, закурила сигарету. Джин и Гордон смущенно ухмылялись, а Бадди Холли закинул ногу на ногу.
— Отлично, Ариэль, просто отлично, — одобрил Гордон. — Рассказ получился удачный. Действительно удачный.
