Это извѣстіе произвело, повидимому, весьма пріятное впечатлѣпіе на сэра Питта, и онъ душевно поздравилъ брата съ благополучнымъ окончаніемъ исторіи, чрезвычайно непріятной, и даже скандалёзной, если пустить еe въ огласку. Причемъ баронетъ не преминулъ сдѣлать нѣсколько общихъ замѣчаній о дуэляхъ, развивая преимущественно ту назидательную мысль, что дуэли представляютъ самый неудовлетворительный скособъ возмездія за нанесенную обиду.
Послѣ этой прелюдіи сэръ Питтъ, облеченный во всеоружіе парламентскаго краснорѣчія, приступилъ къ примиренію полковника съ его женою. Онъ изложилъ въ систематическомъ порядкѣ показанія мистриссъ Бскки, указалъ на ихъ весьма вѣроятную правдивость, и окончательпо объявилъ, что самъ онъ твердо убѣжденъ въ невинности своей невѣстки.
Но мистеръ Кроли ничего не хотѣлъ слышать.
— Она скрывала отъ меня свои деньги цѣлыя десять лѣтъ, сказалъ онъ, отвѣчая на доказательства баронета. Не дальше какъ вчера вечеромъ она клялась, что ничего не получала отъ лорда Стейна. Истина обнаружилась только тогда, когда я собственными руками открылъ ея шкатулку. Если она была тутъ непреступна, то все же въ ея характерѣ открылись демонскія свойства, и я не увижу ея никогда, никогда!
Съ этими словами полковникъ склонилъ голову на грудь, и на лицѣ его отразилась невыразимая тоска.
— Бѣдный парень! проговорилъ Макмурдо, покачавъ головой.
* * *
Нѣсколько времени Родонъ Кроли противился намѣренію взять мѣсто, исходатайствованное для него такимъ ненавистнымъ патрономъ, и онъ собирался также удалить своего сына изъ учебнаго заведенія, куда помѣстилъ его лордъ Стейнъ. Мало-по-малу, однакожь, онъ угомонился, и рѣшился вполнѣ воспользоваться этими благодѣяніями, убѣжденный просьбами брата и доказательствами мистера Макмурдо. Капитанъ представилъ, между-прочимъ какъ бѣсноваться будетъ милордъ Стейнъ, когда узнаетъ, что самъ же онъ упрочилъ счастье своего врага, и этотъ аргументъ окончательно образумилъ полковника Кроли.
Передъ отъѣздомъ лорда Стейна за границу, колоніальный секретарь, раскланиваясь съ маркизомъ, приносилъ ему, отъ имени всей колоніи, чувствительную благодарность за назначеніе такого мужественнаго и опытнаго губернатора на Ковентрійскій островъ; можно вообразить, съ какими чувствами маркизъ выслушалъ такую благодарность. Отъѣздъ его за границу послѣдовалъ немедленно послѣ описанныхъ нами событій,
Тайна роковой встрѣчи между нимъ и полковникомъ Кроли предана была глубочайшему забвенію, какъ выразился мистеръ Венгемъ. То-есть, дуэлисты и секунданты, дѣйствительно, похоронили ее въ тайникахъ своей души, но прежде даже, чѣмъ окончился воскресный вечеръ, ее разнесли повсюду на балаганныхъ подмосткахъ житейскаго базара, и толковали о ней по крайней мѣрѣ въ пятидесяти домахъ за обѣденнымъ столомъ. Мистеръ Кеккельби разсказалъ въ одинъ день на семи вечернихъ собраніяхъ эту занимательную исторію, дѣлая къ ней приличныя дополненія, объясненія и вставки. Можете представить, какъ радовалась мистриссъ Вашингтонъ Уайтъ! Супруга илинскаго епископа предавалась безмѣрному огорченію, и достопочтенный мужъ ея, въ тотъ же день, отправился въ Гигантскій домъ, чтобы написать свою фамилію въ визитной книгѣ. Молодой Саутдаунъ огорчился душевно, и сестрица его, леди Дженни, сокрушилась сердечно. Леди Саутдаунъ тотчасъ же написала къ своей старшей дочери умилительное посланіе на Мысъ Доброй Надежды. Великобританская столица толковала объ этомъ по крайней мѣрѣ три дня, и мистеру Уаггу, дѣйствовавшему по узаконенію Венгема, стоило величайшихъ усилій и хлопотъ, чтобы не впуститъ эту сплетню на столбцы газетныхъ листовъ.
Полицейскіе чиновники, оцѣнщики и маклера толпами нахлынули на бѣднаго Реггльса, вступившаго во владѣніе своимъ домомъ на Курцонской улицѣ, и — ужь дѣло извѣстное, зачѣмъ они нахлынули. Какъ-скоро мы читаемъ въ услужливой газетѣ, что такой-то нобльменъ, вслѣдствіе разстроенныхъ обстоятельствъ, принужденъ удалиться за границу, и продать съ молотка все свое движимое и недвижимое имущество, а такой-то джентльменъ задолжалъ своимъ кредиторамъ до семи или восьми мильйоновъ, — джентльменскій дефицитъ является нашему воображенію въ размѣрахъ исполинскихъ, и мы невольно удивляемся жертвѣ мотовства и безумно-близорукихъ разсчетовъ. Но кто, примѣромъ сказать, пожалѣетъ бѣднаго цирюльника, который никакъ не можетъ получить своихъ деньжонокъ за то, что цѣлые годы пудрилъ головы ливреннымъ лакеямъ, или какого-нибудь pauvre diable портнаго, убившаго весь свои капиталишко на ливреи, которыя онъ имѣлъ честь изготовлять для жирныхъ лакеевъ такого-то милорда? Какъ-скоро падаетъ какая-нибудь громадная фирма, всѣ эти спекулаторы гибнутъ незамѣтно подъ гигантскими развалинами, точь-въ-точь какъ въ индійскихъ поэмахъ мелкіе чертенята мильйонами низвергаются въ пропасть по слѣдамъ погибшаго Ассура. На Базарѣ Житейской Суеты ничего не было говорено о мистерѣ Реггльсѣ.
