Техника и записи – это совершенно другое. Пока берсеркер приближался к луне, его телескопы изучали детали пойманной в ловушку машины. Телескопы разглядели груды лунной породы, насыпанные в виде купола. Сенсорные датчики проникли внутрь. Техника занимала почти все пространство, что он мог видеть. Для системы жизнеобеспечения места было маловато – скорее ящик, а не комната, и немного воздуха в запасе, и трубопровод, чтобы робот или человек могли осуществлять ремонтные работы. Никаких признаков ходовой части не было, так же как и брошенных обломков. Гипотеза: один из этих кратеров и был местом катастрофы; калека спрятал свой мозг или что-то еще из того, что сохранилось, в эту построенную органической жизнью установку.
Что-либо ценное из памяти «good life», если таковое и имелось, теперь было утрачено. Но, может быть, память «крепости луны» уцелела? Она должна содержать сведения о типе жизни в этом районе. А ее информация о технологии защиты, применяемой здешней жизнью, могла оказаться просто бесценной.
Гипотеза: это западня. Не было никакой лунной крепости, только человеческий голос. Берсеркер приближался с опущенными щитами и включенными двигателями. Чем ближе он подходил, тем быстрее мог увернуться и скрыться за горизонтом… но он не замечал ничего, что хоть отдаленно напоминало бы оружие. В любом случае берсеркеру не возбранялось уничтожить саму планету. На ней не было ничего, что могло бы ему угрожать. Тем не менее он оставался начеку.
На расстоянии ста километров он еще не обнаружил никаких признаков жизни. Пятидесяти километров – тоже.
Берсеркер приземлился в районе кучи лунной породы, которую «good life» называл «крепостью луны». Машина не стала утруждать себя операцией по спасению. То, что уцелело от поврежденного берсеркера, еще послужит здравствующему. Итак, нужно вытянуть кабель, найти мозг…
Что ж, он приземлился, а страха так и не было. Раньше Гейдж видел обломки, но никогда не видел целого и невредимого берсеркера. Гейдж не осмелился применить никакой лучевой сканер. Но он свободно мог использовать свои органы чувств, например, глаза. Он увидел выбирающийся из берсеркера транспортный аппарат, с кабелем направляющийся прямо к нему.
Это было похоже на сон. Ни страха, ни гнева. Ненависть – да, но как абстрактное чувство и абстрактная жажда мести… что, конечно, было нелепо, ведь чувство мести всегда казалось нелепым. Ненавидеть берсеркера было все равно, что ненавидеть сломавшийся воздушный кондиционер.
Потом зонд проник в его мозг.
Образ мыслей был странным. Здесь они были острыми и основательными, здесь они были сложными и размытыми. Может, это был старый образец с устаревшей моделью данных? А, может быть, мозг был поврежден или модели спутаны? Сигнал сброса памяти; нужно посмотреть, что поддается восстановлению.
Гейдж почувствовал контакт, обратную связь, как свои собственные мысли. То, что последовало дальше, уже не подчинялось его контролю. Рефлекс приказал ему бороться! В его мозгу поднялся ужас и импульсы, совершенно запрещенные традицией, образованием – всем тем, что делает человека человеком.
Наверное, то, что с ним происходило, было похоже на изнасилование, но как мужчина мог это определить? Ему хотелось закричать. Но он запустил программу Реморы и понял, что она пошла. Внутри берсеркера он почувствовал реакцию берсеркера на Гейджа.
Он победно воскликнул: «Я лгал! Я – не» good life «!
Я —»…»
Плазма на релятивистской скорости пронзила Гейджа. Связи были обрезаны, он стал глух и слеп. Следующий удар уничтожил его мозг, и Гейджа не стало.
Что-то случилось. Один из комплексов берсеркера заболел, он умирал… изменялся, становился уродливым. Берсеркер почувствовал в самом себе зло и отреагировал. Плазменная пушка, уничтожившая» крепость луны «, развернулась и прицелилась в него самого. Нужно выстрелить в себя и уничтожить больной мозг, пока еще не слишком поздно.
Но уже было поздно. Рефлекс сработал: три мозга консультировались перед принятием любого важного решения. Если один был поражен, точка зрения двух других брала верх.
Три мозга посоветовались, и орудие отвернулось.
