Один отшельник каждое утро встречал необычной молитвой.
Сидя на вершине Девьей горы, обозревая с орлиного полёта дали, он повторял:
О, неба невесомый монолит,
ты – голубое зарево молитв,
творящихся людьми в любом краю.
Прими молитву скромную мою.
Носилось над ним всегда, застя свет, облако воробьёв. Иногда отшельник и сам в небо поднимался. Захочет, бывало, погладить какую-нибудь птичку, забудется и полетит. Будто бы явление воздушного шара тогда наблюдали – легко и свободно летел!
Ученик одного отшельника так, сказывают, получил озарение.
После целого ряда ночей, проведённых в молитве и беседах о Боге, ученик впал в странное состояние. Лени молочная пелена, как саваном, окутала его с ног до головы. Борода учителя, сидевшего напротив, колыхалась от непрестанных речей, но звуков не было слышно. Тёмная и довольно длинная пещера вселяла в сердце тоску и безысходность…
Внезапно, сам не зная отчего, ученик очнулся и услышал:
– Пойдём, послушаем Голос Бога!..
Низко нагибаясь, он вышел следом за своим учителем из пещеры.
Табачного цвета луна над ближайшей рощей…
Испуганный крик утки…
Тишина…
Один отшельник, купаясь в Волге погожим днём, забыл на берегу калоши. А когда спустя несколько дней их обнаружил, калоши были полны песка, из которого пробивалась молодая травка. Отшельник бережно отнёс калоши в свою пещеру и стал ухаживать за травкой.
– Расти, травка, высокой, расти сочной, расти урожайной, – приговаривал всякий раз, поливая травку, отшельник. И уходил читать Библию и кормить хлебными крошками птиц.
Иногда, поливая травку, отшельник смотрел на свои калоши. И произносил, как заклятье:
– Чем выше, травка, ты вырастешь, тем большей свободы от привязанности к земным вещам и я достигну!
Один отшельник, живший в незаметной для посторонних глаз пещере, обладал даром ясновидения.
Посмотрит, бывало, на дерево, потрогает мягкой ладонью его ствол и скажет без рубки и подсчёта годовых колец, сколько ему лет. Посмотрит на каплю, упавшую с неба, и увидит на ней картины быстротекущих событий.
Именно этот отшельник предсказал наступление такого века, когда люди будут ездить в самоходных телегах, способных перемещаться быстрее птиц. Будут рады мельканию берёз вдоль дороги, довольны обилием встреч с родными и близкими людьми. Будут счастливы видеть слово «Жигули», написанное на их телеге, но не будут знать истинных Жигулей.
Порой любовь – к земле и всему, на ней пребывающему, – наполняет человека настолько, что он перестаёт ощущать себя, как отдельное существо. Человек приобщается к цельности этого мира, к согласному ходу её бытия, и обретает покой существования.
Однажды к отшельнику, который молился Деве Марии, пришли миряне и в сумерках пещеры спросили:
– Почтенный, вы здесь?
Целиком поглощённый своей молитвой, отшельник ответил:
– Здесь никого, кроме Девы Марии, нет!
(из письма одного отшельника)
«Человек, одетый в странную одежду – стрелы своих врагов (такую одежду носил святой Себастьян, живший когда-то в Италии), шёл ранним утром вдоль Волги-реки. Торчавшие из него стрелы шептались, как листья на ветру. Плачевный, казалось бы, случай, но человек тот весело улыбался!
И когда, перечёркивая дали, вонзалась в него очередная, пущенная кем-то стрела, человек говорил:
– Моя, моя! Или моего соседа… Радуюсь за него!
Пишу тебе, мой друг, эти непривычные для слуха строчки, а в это время живая, далёкая, приподнимающая в небо песня звучит в Жигулях. В тех самых Жигулях, где живёт теперь этот человек».
(секрет отшельника)
Не однажды миряне, побывав у меня в гостях и попробовав ежевичный чай, мною собственноручно приготовленный, премного хвалили его. Отмечали не только его аромат, но и ту бодрость, которой награждал он тело и дух. И как водится в этом мире, просили меня открыть секрет его приготовления. На просьбу эту откликаюсь и охотно своим секретом делюсь!
Собирать листья ежевики следует в ту именно пору, когда ягода созрела. Тогда по всему кусту разливается радость исполнения своего предназначения: он как бы поёт. Пение это накапливает лист, и если его собрать и высушить в эту пору, в себе хранит.
