К концу дня мы установили связь с одним из соединений 8-й армии - 191-й стрелковой дивизией. Оттуда нам сообщили, что в наше расположение отходит стрелковый полк дивизии. 22 августа мы передали ему часть своего района обороны, а также вернули в дивизию более сотни бойцов, отставших от нее в ходе боев. В свою очередь штаб дивизии подкинул нам боеприпасы и продовольствие.
Итак, фронт обороны батальона сократился, мы зарывались все глубже в землю. Первые, пусть небольшие, успехи подняли наш боевой дух. Выше всяких похвал действовали курсанты, поставленные на роты и взводы. Я видел, с каким уважением относились к молодым командирам подчиненные.
23 августа, когда батальон только что отбил очередную атаку фашистов, на моем наблюдательном пункте появился старший лейтенант Федор Петрович Харин. Очень обрадовался я старому другу - и что он жив-здоров, и что пришел ко мне. Неужели начальник училища вспомнил мою просьбу дать в батальон опытного начальника штаба? Но оказалось, что Харин прибыл по поручению командира 1-го батальона майора Н. А. Шорина обменяться боевой информацией, договориться о взаимодействии, о том, как обеспечить стык флангов наших батальонов. (Стык флангов в той ситуации был понятием весьма условным, так как фланги батальонов разделялись примерно километровым пространством, занятым тремя-четырьмя бойцами с ручным пулеметом.)
Вид у Харина был весьма воинственный. Кроме своего пистолета - два немецких автомата на плече, в руках кобура с офицерским вальтером и полевая сумка.
- Где добыл трофеи?
- Известно, - отвечает, - где. На большой дороге. Вышел, помахал кистенем...
- А серьезно?
- Верно говорю, на дороге.
Харин шел ко мне лесной дорогой, когда услышал впереди треск мотоцикла. Замаскировавшись в кустах на повороте, удачно подорвал гранатой выскочивший мотоцикл. У трех убитых фашистов взял оружие, сумку с документами.
Обговорили мы с ним вопросы, с которыми он прибыл от Шорина. Потом он рассказал, что 1-й батальон, возможно, скоро развернется в полк, так как Шорин сформировал из отступавших бойцов еще два полных батальона. Обзавелись они и артиллерией.
- Какие калибры? - спросил я с откровенной завистью.
- Восемнадцать орудий, гаубицы ста двадцати двух миллиметров, - ответил Федор. - Пробивались из окружения, вышли к нам. Добыли несколько полковых и батальонных пушек. Хозяйственный мужчина Николай Александрович Шорин, а?
Хозяйственный, ничего не скажешь. И командир превосходный, и хозяин настоящий. Нелегкое это дело - в такой сложной обстановке обеспечить вооружением, боеприпасами, продовольствием три батальона вместо одного. А Шорин со всем этим управился.
О делах 1-го батальона Харин рассказывал с гордостью. Я слушал его - и люди, знакомые мне уже не первый год, открывались как бы заново.
Обязанности офицера разведки в 1-м батальоне исполнял мой близкий товарищ капитан Василий Ефимович Левин. Я знал его как обаятельного человека, выдержанного, спокойного. Он преподавал тактику, был прекрасным методистом. В первом же боевом деле Василий Ефимович показал себя и отличным практиком разведки. Вместе с лейтенантом Б. А. Григорьевым он сформировал два взвода разведчиков, во главе отделений поставил курсантов-пограничников, опытных в такого рода делах. В тот же день взводы ушли в первый разведывательный поиск. Вернулись с трофеями и пленными. Следующий поиск увенчался еще более значительным успехом: была разгромлена вражеская автоколонна, захвачено 6 груженных военным имуществом машин. 21 августа, опять во вражеском тылу, Василий Ефимович с пятью бойцами напал на фашистский конвой, сопровождавший пленных. Конвойные были перебиты, пленные освобождены, вооружены трофейными автоматами и поставлены в строй.
Через несколько дней, когда вражеские танки и мотопехота обошли 1-й батальон с юга и над ним нависла угроза окружения, комбат Шорин бросил в бой последний резерв - разведчиков во главе с Левиным. В рукопашной схватке противник был отброшен, сбит с выгодного рубежа, где пытался закрепиться. Левин подорвал гранатами вражескую самоходно-артиллерийскую установку, принудил сдаться ее экипаж.
