И снова она увидела странный сверхъестественный танец, где для танцора отсутствовали понятия верха и низа, стен, пола и потолка. Было пространство. Был человек, умеющий изменять это пространство по своей прихоти.
Лукас перелетел через сомкнутые щиты, оказавшись в тылу противника.
«Господи, майор, ты что, рехнулась?!»
Это были её парни, её ребята, Чупа, Заяц, Граф, Дед… а веснушчатый Хрюндель уже падал вперёд, как-то неловко изогнув руку с надетым на неё щитом. Падал. И Луиза отчётливо увидела, какими яркими стали его веснушки на побелевшем лице.
Стрелять?
Вылетела из строя и всей сотней килограммов обрушилась на Хрюнделя Кудрявая Мими. Осталась лежать. Хрюндель тоже перестал шевелиться. А внутри сбившегося строя ворочалось что-то, там хрустело, клацало, сталкивалось с твёрдым стуком.
Потом, наконец-то, бойцы подались в стороны. Вот сейчас откроют огонь…
Луиза положила «Тунор» на пол. Отошла от него.
В неё не стреляли. Её, кажется, вообще не замечали.
И в Лукаса не стреляли тоже. Ну да, позволит он в себя выстрелить! Ничего, десять человек и так забьют. Восемь… Плевать. У них ножи и игольники — самое то для ближнего боя, а у преподобного… А ни хрена у преподобного.
Снова заболела нога, и Луиза села на пол у стены. Извини, Лукас, убивать своих меня не учили. А ты ведь всё равно попадёшь в Самаянгу, ты ж святой… Рыцарь.
* * *
— Господи! — дыхание сбилось на крике. И Лукас едва не пропустил очередной удар, — Боже святый, — прошептал он одними губами, падая, подсекая ноги противника, — избавь меня от этого… — ударил локтем в подбородок, туда, где застёгивается ремешок шлема.
За прозрачным забралом мутнеют изумлённые глаза. Тонкое лицо, пухлые негритянские губы. Это девушка, но в бою нет разницы.
Опершись руками о полуоглушенную мулатку, Лукас ударил назад обеими ногами, тут же вскочил. Место отлетевшего противника уже занял другой. А девушка перекатилась в сторону, и рука её слишком быстро метнулась к кобуре. Стимуляторы… эхес ур!!
Сумасшедшие мгновения уходят на то, чтобы принять решение. Боец за спиной опасен, но вооружён лишь разрядником. Девушка впереди может убить одним выстрелом.
Лукас с пугающей отстраненностью увидел, как палец мулатки нажимает пусковую кнопку игольника.
Сейчас…
Сальто назад, носком ботинка — по руке с оружием. Она успела выстрелить, эта девочка — успела. Ты же ожидал этого, рыцарь, ты же… Господь не услышал тебя. Она успела выстрелить, когда удар сбил её руку вверх, и пучок игл снёс голову тому парнишке позади.
Ты хотел, чтобы она успела.
«Но не хотел, чтобы она убила!!! Не хотел, Господь Бог мой! Нет!»
Ещё в кувырке, Лукас увидел, как шлем парня позади, превратился в окровавленное дупло. Две следующих очереди ушли в потолок. А потом и тяжёлый игольник вырвался из девичьей руки, ударившись о стену. Отскочил прямо в руки Лукаса.
Луиза не будет стрелять, это понятно. И понятно — почему. Но он же не справится один.
Если не начнёт убивать.
Не убивать, значит, позволить убить себя. И в любой другой ситуации Лукас выбрал бы без раздумий. Но сейчас
господи-господи-господи
Джереми умирал, раздавленный рухнувшими стенами. Снова и снова умирал, и кричал, моля бога о смерти, и кто-то должен спасти его. Кто-то. Должен. Иначе крик Джереми будет лететь к Небесам вечность, всю вечность, оставшуюся до Судного Дня. И пока Джереми умирал, Лукас не мог умереть. Не имел права.
— Избавь меня от этого!!! — закричал он, срывая голос, — Я НЕ ХОЧУ!!!
Всему есть предел!
Запомни. Не спорь. Пойми.
Всему, что встречается — что истязает и лечит.
Кончается все — защитники у Земли
и киборги астероидов встречных.
Поверить в судьбу.
Кто пишет ее страниц
невнятные знаки?
Лишь намекает: «слышишь?..»
и стон: «не могу
смеяться в оскалы лиц
врагов и друзей»
а тело уже не дышит.
Герой не роняет штандарт посреди войны!
Ты веришь в героев?!
Я тоже. Поверь же в лихо.
И здесь уже нет твоей и моей вины —
молись и, вперед, в светящийся красным «выход».
[1]Когда началась стрельба, Луиза даже обрадовалась.
Нет. Нет, разумеется, это была не радость. Облегчение, вот что это было, как будто закончилась долгая агония.
