— Я знаю, Саймон. Спасибо.
Снова возникла пауза. Через некоторое время Саймон услышал слабый мелодичный звук. На мгновение он испугался, но потом понял, что это принцесса тихо напевает про себя.
— Что это за песня?
Она вздрогнула и повернулась к нему.
— Что?
— Что за песню ты поешь?
Она улыбнулась:
— Я и не знала, что пою вслух. Она крутилась у меня в голове весь вечер. Ее пела мне мама, когда я была маленькая. Я думаю, эта эрнистирийская песня пришла еще от бабушки. Но она на вестерлинге.
— Споешь ее?
Мириамель помедлила.
— Не знаю. Я устала и не уверена, что вспомню все слова. И вообще, это грустная песня.
Саймон лег и закутался в плащ, внезапно почувствовав озноб. Воздух становился холодным. Листья тихо шелестели на ветру.
— Ну ладно. Я попробую. — Мириамель на мгновение задумалась, потом начала петь. Голос ее был хрипловатым, но приятным.
начала она тихим голосом. Мелодия ясно звучала в сумеречном лесу.
У озера, у Кэтрин-Дейр.
Прекрасней всех она была
Во всей стране моей.
Осенний лист летел, звеня,
У озера, у Кэтрин-Дейр.
Она плясала для меня
В сиянии полей.
В домах горели огоньки
У озера, у Кэтрин-Дейр.
Коснулся я ее руки
В один из зимних дней.
Всю зиму я о ней мечтал
У озера, у Кэтрин-Дейр.
И я ее поцеловал,
Когда настал апрель.
Дождались летом мы тепла
У озера, у Кэтрин-Дейр.
Но ты на свадьбу не пришла,
Не стала ты моей.
И снова лист летел, звеня,
У озера, у Кэтрин-Дейр.
Теперь уже не для меня
Плясать хотелось ей.
Пришла зима, покрылись льдом
И озеро, и Кэтрин-Дейр.
И я покинул отчий дом,
Чтоб стала боль слабей.
Озерная недвижна гладь,
Не повернется время вспять.
Ты эту сказку должен знать —
Любовь купить, любовь продать…
И бесконечно повторять:
«Жестокий Кэтрин-Дейр».
— Красивая песня, — сказал Саймон, когда она закончила. — И грустная. — Мелодия все еще звучала у него в голове; он понял, почему Мириамель незаметно для себя напевала ее.
— Мама пела мне ее в саду в Меремунде. Она всегда пела. И все говорили, что у нее самый красивый голос, какой они когда-либо слышали.
На некоторое время наступила тишина. Оба, и Саймон, и Мириамель, лежали, завернувшись в плащи, поглощенные своими тайными мыслями.
— Я никогда не знал своей матери, — сказал наконец Саймон. — Она умерла, когда я родился. Я не знал никого из моих родителей.
— Я тоже.
К тому времени, когда странный смысл этой фразы прорвался сквозь стену расстроенных чувств Саймона, Мириамель повернулась спиной к огню — и к своему спутнику. Он хотел спросить, что она имела в виду, но почувствовал, что принцесса не хочет больше разговаривать. Вместо этого он стал тихо смотреть, как угасает огонь и улетают в темноту последние искры.
Бараны сгрудились так тесно, что между ними почти невозможно было пройти. Бинабик пел тихую овечью колыбельную, с трудом пробираясь между мохнатыми спинами.
— Ситки! — позвал он. — Мне надо поговорить с тобой.
Она сидела скрестив ноги и перевязывала узлы сбруи своего барана. Вокруг нее несколько других троллей — мужчин и женщин — заканчивали последние приготовления перед тем, как вместе с отрядом Джошуа продолжить путь к Наббану.
— Я здесь, — сказала она.
Бинабик огляделся.
— Не пойдешь ли ты со мной в какое-нибудь более тихое место?
Она кивнула и положила сбрую на землю.
— Пойду.
Они пробрались через стадо толкающихся баранов, забрались на холмик и сели на траву. Суетящийся лагерь расстилался перед ними. Палатки разобрали еще ранним утром, и теперь от того, что в течение трех дней было маленьким городком, осталась только бесформенная движущаяся масса людей и животных.
— Ты раздражен, — внезапно сказала Ситки. — Скажи мне, что случилось, любимый? Хотя, конечно, за последние дни у нас было достаточно неприятностей, чтобы расстроить кого угодно.
Бинабик вздохнул и кивнул.
— Это верно. Смерть Джулой — очень тяжелая потеря, и не только из-за ее мудрости. Мне не хватает ее самой, Ситки. Мы никогда не встретим никого похожего на нее.
— Но это не все, — мягко настаивала Ситки. — Я хорошо тебя знаю, Бинбиниквегабеник. Это из-за Саймона и принцессы?
— Это корень всего. Смотри, я покажу тебе кое-что. — Он развинтил свой посох. Длинное белое древко с наконечником из сине-серого камня выскользнуло оттуда.