«И очень несчастен», – добавил я.
Думаю, что наш разговор не был слышен в соседней комнате, откуда скомандовали:
«Огонь!»
Прозвучало три выстрела, и я получил три ранения.
«Что вы наделали!» – воскликнул генерал. Я упал к нему на руки.
«А теперь спасайся, кто может!» – послышалось за саржевой драпировкой.
Я ощутил сильную слабость, но еще держался на ногах. Помню, что я сказал тогда:
«Я остался только один у матери».
Генерал поддерживал меня. Я добавил:
«В домах заговорщиков всегда несколько выходов. Если вы хотите бежать, то не выходите на улицу Прувер… и дайте мне честное слово, что вы не убьете короля!»
Он попытался расстегнуть мою одежду, чтобы осмотреть раны.
Но в этот момент раздался сильный шум со стороны лестницы. Генерал спросил:
«Вы пришли не один?»
Ответа не последовало. Я только услышал, как он шепнул почти про себя:
«Какие же это солдаты?! Испугались ребенка!»
В дверь постучали. Три раза потребовали открыть именем закона, а затем выбили ее.
В комнату ввалилась целая толпа: полдюжины полицейских в штатском и еще столько же – в форме. Задание месье В… было исполнено. Правда, полагаясь на мою молодость и растерянность, он рассчитывал на выстрелы из засунутых им в мои карманы пистолетов. Ему нужен был всего один выстрел, чтобы вломиться в дом, который он не мог обыскать без предлога. Он получил даже три предлога, но стрелял не я.
Сначала я его не заметил, хотя он был там в своем вечернем фраке и в больших зеленых очках, скрывавших его глаза. Толпа полицейских набросилась на генерала. Какой-то инспектор пошарил во внутреннем кармане моего сюртука и достал мое удостоверение.
«Здесь совершена попытка убить агента полиции», – сказал он.
Любимый мой брат Жан, вот и все мое письмо. Ты еще молод и проживешь длинную жизнь. Придет время, и ты вернешься во Францию. Я хотел тебе оставить хоть что-то, чтобы ты смог защитить меня, если кто-нибудь в твоем присутствии станет чернить память о твоем брате.
А если тебе понадобится свидетель, иди прямо к самому графу де Шанма.
И еще два обстоятельства. В доме по улице Прувер были найдены документы, позволившие возбудить дело о карлистско-республиканском заговоре (так официально назвали это дело), а генерала увезли в аббатство на острове Мон-Сен-Мишель.
После быстрого выздоровления я решил вернуть свое удостоверение месье Шарлю, но оно исчезло. Я помогал матери до самого последнего ее часа, зарабатывая перепиской разных канцелярских бумаг. И все же я по сей день окружен полицейскими, жалкими типами, с которыми я столуюсь у одной милой пожилой дамы. Она была так добра к моей матери.
Все ли я рассказал тебе? Ты, наверно, догадываешься, что не все. Я никак не решусь поведать тебе эту мою радость и муку одновременно. Я все оке хочу тебе рассказать о Ней, о том, как однажды вечером я увидел Ее. То был воскресный вечер, когда безутешное горе привело меня к алтарю.
Это случилось на следующий день после смерти нашей матери.
Если бы ты знал, как она красива! Всего лишь один беглый взгляд ее необыкновенно больших глаз пленил мое сердце!
Если бы ты знал, какие чарующие и мучительные мгновения переживаю я, когда мечтаю о ней. Как я страдал в своей комнате, откуда видны окна ее дома: страдал так, что хотел умереть.
Она в кого-то влюблена. Я тебе уже сказал, что она старшая дочь генерала Шанма?.. Это был только сон, всего лишь сон…
Безумство! Жалкое безумство!..»
На этом Поль Лабр остановился. Перо упало на стол. Он прижал к сердцу обе руки, и две крупные слезы потекли по его щекам.
– Безумство! – повторил он срывающимся голосом. – Смертельное безумство! Последним словом на моих устах будет ее имя – Изоль. И моя последняя молитва будет обращена к ней, а не к Богу!
Затем он опять взялся за перо и вычеркнул все после слов «Все ли я тебе рассказал?»
Вместо этого он написал:
«Я все тебе рассказал. Прощай, мой дорогой брат! Да будет с нами любовь!
Поль Лабр д 'Арси».
И написал адрес: «Месье Жану Лабру, барону д 'Арси, секретарю генерального консула Франции в Монтевидео (Уругвай)».
Наконец юноша запечатал письмо, встал и бегло осмотрел комнату.
