— Здесь нет опасности, — сказал он с каким-то своеобразным акцентом. — Но что-то не так. Мы вернемся сюда, когда в квартале будет спокойно.
И они вышли. Снаружи раздался чей-то крик, затем все снова стихло.
«Мне нужна помощь», — подумала Феламора.
Она выползла из зала на влажные ступени. Никого не было видно. Воздух смешался с дымом, над крышами полыхало зарево пожаров. Вскоре послышались шаги: кто-то бежал. Появились двое мужчин, один — высокий и очень толстый, на бегу у него трясся обвислый живот, другой — с короткими ногами и широкой грудью, большой, как бочка.
— Помогите! — закричала Феламора, беспомощно лежавшая под дождем.
Они не замедлили шаг.
— Справляйся сама, — ответил высокий, у которого под насквозь промокшей рубахой колыхались груди, похожие на женские. Коротконогий не произнес ни слова и даже не взглянул в ее сторону.
Феламора попыталась наслать чары, чтобы они не могли сдвинуться с места, но ничего не произошло, и их сандалии с деревянной подошвой продолжали стучать по булыжникам.
«Я феллемка! — сказала она себе. — У меня есть воля!» Вскоре появился еще один человек. Он сильно хромал.
— Помоги! — снова крикнула Феламора.
— От меня нет никакого проку, — грустно заявил он.
— Ты поможешь мне, — выдохнула она, пытаясь вобрать в себя силы из воздуха.
Человек остановился. Это был стройный юноша невысокого роста; вокруг его правой ноги была намотана окровавленная тряпка. Половины уха не было. Его изорванная куртка была испачкана кровью.
— У меня есть золото, — прошептала она. О, как она беспомощна! Ей приходится просить гаха — так феллемы презрительно именовали древние человеческие расы.
— Золото! — сдавленно проговорил он. — Разве я могу его есть? Вернет ли оно моего отца? Или поможет сейчас моей матери?
— Ты жив! — возразила Феламора. — Золото потребуется тебе, чтобы залечить раны, купить еду, заплатить за жилье.
— Мне ничего не надо, — равнодушно ответил он, глядя куда-то словно сквозь нее.
Его жесткие черные волосы были спутаны, лицо широкое, скулы высокие. На подбородке — пушок. Не мужчина — совсем еще мальчик, только взгляд какой-то отрешенный.
Феламора попробовала уговорить его иначе.
— Я старше, чем твоя мать, — произнесла она. И действительно, лежа под дождем и беспомощно протягивая к юноше руку, она чувствовала себя совсем старой.
Взгляд серых глаз прояснился.
— В самом деле, — почтительно произнес он, и от этого Феламоре стало еще больнее. — Я отнесу тебя в дом моей матери. — Наклонившись, он усадил ее.
— Моей подруге нужна помощь еще больше, чем мне, — сказала Феламора. — Она внутри, на самом верху — на балконе.
— Она старше моей матери?
— Да, хотя по ее виду этого не поймешь. И захвати ее очки. Пожалуйста, ступай быстрее.
Прихрамывая, он пошел к двери, оставляя за собой на камнях кровавый след, который смывал дождь.
— Это ваша подруга? — осведомился юноша, появившись в дверях. Через плечо у него была перекинута Магрета. Поскользнувшись, он тяжело упал. Голова Магреты откинулась назад. Капли дождя падали на ее лицо. Веки девушки трепетали, но она не приходила в себя.
— Да. — Феламора почувствовала себя немного сильнее, хотя и очень замерзла.
— Она выглядит не такой старой, как моя мать, — горестно вымолвил юноша, не отрывая глаз от Магреты.
— Она старая, мальчик. А теперь сделай, как я тебе скажу. Отнеси ее в дом своей матери, а затем возвращайся за мной. — Феламора говорила с ним, как с ребенком.
— Хорошо! — ответил он, как ребенок отвечает на ворчание родителей.
Высвободившись из-под Магреты, юноша неловко поднял ее и, поудобнее пристроив на плече, побрел прочь, прихрамывая на раненую ногу. Феламора наблюдала за ним, пока он не скрылся из виду.
— Что я наделала? — произнесла она вслух. — Мальчик не в своем уме, да и я не лучше.
Дождь усилился. По улице разнесся звук марширующих ног. «Еще солдаты!» Феламора нашла в себе силы, чтобы подняться, но колени у нее подогнулись. Она с трудом вернулась в зал и спряталась за дверью. Там она лежала, словно в тумане, потеряв счет времени. Наконец она очнулась от жалобного голоса, звавшего снаружи:
— Старая мама? Куда ты ушла, старая мама?
