Витек спрятал наши документы.
– Что вы делаете, господин комиссар?! – простонала несчастная жертва.
– Я всего лишь сержант, – скромно поправил Витек.
– Вы не имеете права!
Мессер выслушал, чего полиция республики не имеет права делать, а в особенности – арестовывать его, кондитера из Алансона, месье Как-его-там.
– А вас никто не арестовывал, – заверил кондитера Мессер. – Вас на минуту просят зайти в комиссариат дать показания, это мелкая формальность. В комиссариате запишут все данные о вас и девушке – профессиональной проститутке, подозреваемой в торговле наркотиками.
– Я буду жаловаться! – Возмущение душило гражданина благородного города Алансона. – У меня с ней нет ничего общего! Пусть она сама скажет! – Он чуть не плакал от ярости и бессилия.
– Ее слова не имеют никакого значения. Она арестована. Увести! – бросил он Принцу.
– Пошли! – приказал Принц.
Это единственное слово, которое он по-французски говорит без акцента.
Мессера мы ждали в «Веселом баране». Кондитер из Алансона откупился за сорок тысяч.
Я поклялась никогда в жизни больше этого не делать и не показываться вблизи пляс Мадлен. Только вечером я поехала отдать деньги Арману. Не надо провоцировать его на поиски. Специфический синдикат, который представляет Арман, очень заботится о дисциплине, а непослушных жестоко наказывает. Еще хуже наказали бы меня, если бы узнали, что мы тут натворили. Но я была уверена, что мой донжуан не станет трепаться о своем приключении, особенно в гостинице «Роз», откуда Витек его деликатно и осторожно вывел. Кондитер был ох как благодарен тактичному полицейскому.
– Как дела? – приветствовал меня в баре «Роз» бородатый блондин в джинсах и норвежском свитере, похожий на спортсмена.
Арман пересчитал деньги и показал мне в блокноте свои записи, чтоб я знала его педантичность: напротив слова «Барракуда» стояла цифра «3» и проценты, которые надо было отдать.
– Все сходится. Ты останешься в нашем районе?
– Подумаю, – ответила я.
Да ни за какие помидоры! Поохотилась один раз – и баста. За спугивание клиентов во всем мире безжалостно наказывают.
– Тебе здесь всегда рады, – улыбнулся мой спортсмен и уже кричал свое «Как дела?» следующей даме, которая как раз вошла в бар.
Мы же совещались, что делать дальше.
– Я боюсь, – заявил Принц.
И я боялась. В нашей профессии начинать бояться можно только после, если до – лучше и не начинать.
Что же случилось? Мои игры всегда были опасными. Я ходила по лезвию ножа между полицией и толпой обманутых, но никогда не испытывала страха перед работой. Неужели Вена так на меня подействовала?
– Больше не буду прикидываться полицейским, – поклялся Принц и постучал по облезшей двери. – Возьмемся за что-нибудь спокойное. Размен денег или ошибка в кассе, – перечислял он избитые фокусы мелких мошенников.
Один из них состоит в ловкости рук, а второй – во внушении, даже доказательстве кассирше, что сдачу надо выплатить с банкноты большего номинала, нежели в действительности.
– Это уж совсем западло! – возмутился Мессер.
– Пожалуйста – без меня! – поддержала я. В такой игре нужен еще незаинтересованный свидетель. Лучше всего молодая беременная женщина или домохозяйка, навьюченная покупками.
Психологический трюк – эти люди почему-то внушают самое большое доверие.
– Да какого черта?! – рассердился Принц.
– Есть вещи, которых я не делаю. Таких немного, но все-таки. И это как раз такая подлость.
– Ах, посмотрите, какие мы маркизы! Выше обычного мошенничества! – вызверился Принц.
– Естественно. Я – мошенница необычная.
– Особенно на панели! Там ты прямо-таки блистала необычностью! А ведь знаешь, по скольким статьям проходишь!
Принц у нас специалист по уголовным кодексам нескольких стран. Он прекрасно читает на многих языках, только говорить ни на одном не умеет. Кабы не это его убожество, нам бы в Вене повезло больше. В качестве секретарши князя я мигом бы раскусила шакала, а Принц в роли адвоката выглядел бы просто роскошно.
– Козел, который идет к девкам, понимает, что рискует, а кассирша не ищет приключений на свою задницу. Я не стану отнимать у нее кусок хлеба.
