… Профессор тактики Николаевской академии Генерального штаба генерал Б. М. Колюбакин любил задавать поступающим в академию офицерам свой «коронный» вопрос. Колюбакин просил определить одним словом, каким, по мнению офицера, должен быть настоящий партизан. Какое бы определение ни давал поступающий — «отважный», «сметливый», «напористый», «выдержанный», — все эти ответы не устраивали генерала Он считал, что все понятия о партизане должны быть сведены к одному — «отчаянный». Сотник Р. Ф. Унгерн-Штернберг как нельзя лучше подходил под это колюбакинское определение партизана.
В книге О. Хорошиловой «Войсковые партизаны Великой войны» собраны уникальные документальные свидетельства о боевых действиях партизанского отряда под командованием атамана Л. Н. Пунина, в которых принимал участие и сотник Унгерн.
«В февральских боях отряда принимал активное участие сотник барон Унгерн-Штернберг — один из наиболее лихих, храбрых офицеров отряда Пунина. Вояка от мозга и костей, он… жил войной, совершая столь же быстрые, сколь и дерзкие набеги в тыл германцев… Во время перехода болота Тируль Унгерн-Штернберг… заметил идущих по лесу правее себя немцев… Затаившиеся у неприятеля на фланге партизаны, пропустив обе их колонны, бросились в атаку. Казаки-уссурийцы внесли панику в ряды противника, захватили двух пленных, но и сами чуть не поплатились жизнью — оправившиеся от шока германцы мгновенно открыли убийственный огонь. Лишь благодаря своей малочисленности, а следовательно, максимальной мобильности, партия Унгерн-Штернберга удачно ушла от преследования…
С 18 по 23 февраля эскадрон Унгерна фон Штернберга продолжал вести разведки у болота Тируль. В столкновении с германцами был ранен сорвиголова Унгерн-Штернберг, в связи с чем 27 февраля от 110-й пехотной дивизии была назначена специальная медицинская комиссия для освидетельствования здоровья офицера. После полученного ранения сотник на время покидает отряд».
Уже из этого описания боевых действий, составленного атаманом Л. Н. Луниным, мы видим то, что повторится, в гораздо больших масштабах, во время Гражданской войны. Манера ведения боя как у сотника, так и у генерал-лейтенанта Унгерн-Штернберга останется практически неизменной: лихая атака на превосходящие силы противника; неожиданность, опрокидывающая все расчеты врага; пренебрежение любыми обстоятельствами, мешающими проведению операции. Наличие желания, твердой воли и энергии компенсирует любые неблагоприятные ситуации, считал сам Унгерн. Позже, на допросе у чекистов, он произнесет одну фразу, которую, если бы захотелось, он мог поставить своим личным девизом: «Все можно сделать — была бы энергия». Однако далеко не все люди, окружавшие Унгерна, могли выдержать заданный им темп. В непонимании этого обстоятельства, как справедливо указывает А. С. Кручинин, крылись причины его позднейших неудач. Унгерновский максимализм впоследствии дорого обойдется прежде всего самому барону.
Во время службы Унгерна в «Конном отряде особой важности» с ним происходит инцидент, весьма важный для понимания характера барона, его представлений о нормах и правилах воинской чести. Следует оговориться, что данный эпизод приводит в своем «Жизнеописании…» барона Унгерн-Штернберга некий А. Грайнер, посетивший его по сведениям, приводимым Леонидом Юзефовичем, в качестве корреспондента одной из американских газет. Биография Унгерна, изложенная Грайнером, ныне хранится в Государственном архиве Эстонской Республики в Тарту. Основанный скорее на недостоверных слухах, чем на близком личном знакомстве с Унгерном, грайнеровский труд содержит множество больших и малых ошибок, непроверенных фактов, слухов и т. п. Тем не менее обратимся к интересующему нас эпизоду.
Вот что пишет Грайнер: «Герман Лютер — сын пастора Лютера из собора Св. Екатерины в Эстонии — описал случай, который говорит о довольно суровом обхождении и манерах русских военных. Лютер был в то время поручиком и служил связистом при штабе генерала Леонтовича… При каждом удобном случае генерал говорил окружающим, что штаб посетит высокопоставленное лицо… Это лицо — Роман Унгерн-Штернберг со своими казаками, прибывающий для командования разведкой. Уже в первый день после приезда генерал Леонтович сказал за столом, что в их кругу появился предатель, и бросил несколько резких слов в адрес барона. Роман Унгерн вел себя как ни в чем не бывало. Едва накрыли стол, как он обратился к генералу со словами: «Генерал, повторите, что вы сказали», дал ему несколько пощечин и вышел из комнаты. Все присутствующие офицеры, не говоря уже о самом генерале, схватились за оружие. Придя в себя, Леонтович тотчас отдал приказ об увольнении барона. Но, поскольку тот был георгиевским кавалером, его не отдали под военный трибунал, однако золотую саблю Георгия, к которой он был представлен, Унгерн так и не получил. Этот случай стал известен из-за запроса полковника Александра фон Ледер-Врангельсхофа, а также генерала Безобразова и стал причиной увольнения генерала Леонтовича в разгар войны. Генерал Безобразов дал указание… отстранить Леонтовича от должности не как обычно — «голубым письмом» через почтового офицера — а телеграммой, как это делалось во всей армии».
