На представление главнокомандующего об опасности для войска во время пребывания на льду в жестокий мороз в течение шести суток граф Аракчеев отвечал: “Усердие и твердость русских войск все преодолеют”.
Графу Шувалову, представлявшему о недостатке продовольствия и о затруднениях в Швеции, где весна бывает позже, граф Аракчеев отвечал: “Для 5000 человек продовольствие сыскать нетрудно, и вы, верно, уже им запаслись, а о будущих затруднениях беспокоиться не следует заранее. Тогда напишете, когда они встретятся на месте”.
Читая это и исследовав действия графа Аракчеева в Финляндии, нельзя не удивляться твердости его характера, безусловному повиновению воле государя и пламенной любви к славе русского имени! В этом отношении граф Алексей Андреевич безукоризнен.
Из всех генералов только ученик Суворова и его авангардный генерал князь Багратион не представлял никаких возражений. Когда граф Аракчеев объявил ему повеление идти на Аланд и спросил, что он на это скажет, князь Багратион отвечал хладнокровно: “Что тут рассуждать: прикажете — пойдем!” А. И. Михайловский-Данилевский справедливо говорит, что графу Аракчееву принадлежит слава перенесения русского оружия в Швецию. Точно, что без его понуждения и решительных мер переход верно бы не состоялся; однако ж, и исполнители этого предначертания имеют право на славу» [32. С. 155–157].
* * *
Итак, оказывается, и Барклай-де-Толли тоже «имеет право на славу». Как говорится, спасибо и на этом. Что же касается сомнений Михаила Богдановича, то тут Фаддей Венедиктович не совсем прав. Понятно, что Александр I нервничал, так как задуманная им «победоносная война» опасно затянулась. Понятно и то, что в голове императора созрела дерзостная по своему новаторству идея переправы армии в Швецию через льды Ботнического залива. Кстати, генерал Кнорринг назвал подобную идею «безумной затеей» и даже написал, что батальоны не фрегаты, чтобы ходить по заливам…
И тогда непосредственное планирование операции было поручено Барклаю-де-Толли, который, будучи истинным представителем российской военной школы, полагал, что невыполнимых приказов не существует. В результате на свет был рожден план стремительного выдвижения войск прямо с зимних квартир и марша тремя колоннами по льду Ботнического залива с первоначальной целью захвата Аландских островов и последующей задачей — броском на Стокгольм.
Относительно же приведенных выше слов А. А. Аракчеева, тут можно заметить лишь две вещи: благоразумие — лучшая черта храбрости и безумству храбрых обычно не песни поют, а исполняют похоронные марши. Легко, сидя на заседаниях военного совета, рассуждать о том, что если бы он слушал всех генералов, да не «столкнул Барклая на лед», то Россия еще на два года «застряла» бы в Финляндии. Гораздо труднее взять на себя ответственность за исход операции и за жизни своих солдат. А вот тут уже граф Алексей Андреевич, сам признававший, что он «не воевода и не брался предводить войсками» [135. С. 208], был не такой большой мастер.
* * *
Но продолжим чтение свидетельств Булгарина, утверждавшего, что он ничего ни у кого не заимствовал и первым в России напечатал рассказ о переходе через Кваркен, составленный им по рассказам очевидцев и официальным документам:
«Ботнический залив, начинающийся у города Торнео, расширяясь постепенно в обе стороны при своем начале, суживается между финляндским городом Васа и шведским Умео, и образует род пролива шириной около 100 верст, называемого Кваркен. Между обоими берегами находятся группы островов; большая часть их состоит из голых необитаемых скал. Летом Кваркен опасен для мореходцев по множеству отмелей и по неровности дна; зимой он замерзает и представляет сухопутное сообщение между противолежащими берегами. Но этот зимний путь всегда опасен и затруднителен: огромные полыньи и трещины во льду, прикрываемые наносным снегом, на каждом шагу угрожают сокрытыми безднами. Часто случается, что внезапные бури разрушают этот ненадежный помост суровой зимы и уносят его в море» [30. С. 51].
Как видим, автор, «разделявший тогда славу и опасности наших воинов» [11. С. 354], прекрасно понимал, что задуманный переход через пролив Кваркен был весьма опасен и не мог гарантировать успех.
