— Да, хотя это было не так-то легко.
— Ты будешь хорошо вознаграждена, когда мы отсюда выберемся, если выберемся. А теперь позови еще одну служанку и приготовьте мне ванну. Я должна смыть с себя прикосновения этого человека.
Джон Бассетт тяжело вышагивал по комнате. Носок его мягких сапог зацепился за что-то, выступавшее из-под циновки, и он со злостью наподдал это ногой. Говяжья кость, обглоданная и побелевшая, перелетев комнату, стукнулась о противоположную стену.
— Ну вот, теперь я превратился в горничную, — сердито процедил он: заперт, лишен свободы передвижения да еще в компании с женщиной, которая боится его как огня.
По правде сказать, она не виновата в том, что он здесь. Он повернулся и посмотрел на Элен, съежившуюся под одеялом возле жаровни. Он знал, что ее длинные юбки скрывали распухшую щиколотку, которую она не захотела показать дочери.
Внезапно гнев покинул Джона. Это ни к чему хорошему не приведет, если он допустит, чтобы злость разъедала ему душу.
— Я плохой собеседник, — сказал он, придвигая стул к жаровне. Элен затравленно взглянула на него. Джон знал, что представлял собой ее муж, и ему стало стыдно за то, что так испугал ее. — Я злюсь вовсе не на вас, а на вашу дочь. Как столь разумная и спокойная женщина, вроде вас, могла воспитать такую упрямую девчонку? Она собиралась спасти двоих пленников, теперь предстоит освобождать троих — и без единого помощника, за исключением этой горничной с горячей кровью. — Он повернулся и увидел, что Элен гордо улыбается. — Вы гордитесь такой дочерью? — изумился он.
— Да, горжусь. Она ничего не боится. И всегда в первую очередь думает о других.
— Ее следовало бы научить бояться, — возмущенно заключил Джон. — Страх иногда полезен.
— Если бы она была вашей дочерью, как бы вы ее воспитали?
— Я бы… — начал Джон. Очевидно, о битье лучше не говорить — он был уверен, что Роберт Риведун причинил этой женщине достаточно боли. Он улыбнулся. — Я сомневаюсь, что ее можно было бы чему-нибудь научить. Но если бы она была моей… — Его улыбка стала еще шире. — Я бы гордился ею, если бы она была моей дочерью. Хотя маловероятно, чтобы у такого уродца, как я, могла бы родиться подобная красавица.
— О, но вы совсем не уродливы, — зардевшись, запротестовала Элен.
Джон, который до сих пор толком так ни разу и не взглянул на Элен, внимательно посмотрел на нее. Впервые он увидел ее на свадьбе, и тогда она показалась ему непривлекательной и изможденной. Сейчас же он понял, что ошибался. Месяц без Роберта Риведуна пошел ей на пользу. Она уже не вздрагивала при каждом шорохе, ее щеки стали округляться. Хотя ее волосы были скрыты вдовьим чепцом, Джон заметил, что они рыжевато-каштановые, хотя и более темного оттенка, чем у дочери. И в ее глазах появились золотистые искорки.
— Что вы смотрите на меня, сэр?
— Вы не так стары, — со свойственной ему прямотой ответил он.
— В этом году мне исполнится тридцать три, — сказала она. — Это почтенный возраст для женщины.
— Ха! Я помню женщину, которая в сорок лет… — Он замолчал и улыбнулся. — Возможно, я не должен рассказывать даме подобные истории. Но тридцать три — это далеко не старость. — Вдруг его осенила идея. — Вам известно, что теперь вы богаты? Вы вдова с огромным состоянием. Скоро возле ваших дверей мужчины будут ходить толпами.
— Нет, — рассмеялась она, опять залившись румянцем. — Вы шутите.
— Богатая и красивая вдова, — продолжал он поддразнивать ее. — Лорду Гевину придется проталкиваться через них, чтобы подобрать вам мужа.
— Мужа? — Внезапно Элен всхлипнула.
— Хватит! — приказал Джон. — Не смотрите так. Мерзавцы, подобные вашему, попадаются очень редко. — Ее ошеломили его слова: по ее мнению, это была самая настоящая грубость. Однако в устах Джона она звучала как констатация факта. — Лорд Гевин найдет для вас хорошего человека.
Элен все еще недоверчиво смотрела на него.
— Вы когда-либо были женаты, Джон?
— Да, однажды, в юности, — спустя некоторое время ответил он. — Она умерла от чумы.
— А дети есть?
— Нет. Никого.
— Вы… любили ее? — робко поинтересовалась Элен.
— Нет, — последовал честный ответ. — Она была простодушным ребенком. Я всю жизнь терпеть не мог глупости — как в мужчинах, так в лошадях и в женщинах. — Он рассмеялся какой-то своей мысли. — Однажды я похвастался, что положу свое сердце к ногам женщины, которая умеет играть в шахматы. Знаете, я даже сыграл одну партию с королевой Елизаветой!
