Четыре строчки в старом спортивном журнале. Четыре строчки случайно попавшиеся на глаза в библиотеке после третьего поражения от Роланда. Четыре строчки из мемуаров теперь уже покойного стайера.
Воспоминание об этих строчках сейчас словно полоснуло Ээри ножом. Десять тысяч метров — тысяча метров, тридцать минут — три минуты — мгновенно перенёс он прочитанное на себя. Роланд ни разу не выиграл у него с большим отрывом. Три минуты четырнадцать и три минуты шестнадцать секунд. Три одиннадцать и три тринадцать. Но если бы Ээри смог пробежать эту тысячу метров на десять секунд быстрее! Если бы он смог удержаться в пределе трёх минут! Да, тогда их отношения были бы выяснены. Тогда длинные шаги Роланда в конце дистанции ничего бы уже не значили. Тогда было бы как в тех воспоминаниях — дело сделано.
В библиотеке, размышляя об этом, он отступил к окну, включил секундомер и ждал, пока тонкая, как игла, стрелка достигнет тринадцатой отметины. И так несколько раз. Какими коротенькими показались тогда лишние тринадцать секунд!
Что должен делать спортсмен, чтобы за два-три месяца повысить свою скорость и выносливость? Ээри думал, что знает это. Бегать, бегать и ещё раз бегать. Увы, в наши дни в школу не побегаешь. Попробуй-ка побегай, если портфель, набитый учебниками и тетрадями, весит целых полпуда! Вот и пришлось вставать на час раньше и совершать пробежку перед тем, как отправиться в школу, а после школы не идти в кино или к озеру и ещё бегать. Иногда и вечером совершать пробежки по парку. Бегать, бегать и ещё раз бегать. Без твёрдо намеченной цели Ээри никогда бы не смог так. Но теперь у него была цель, была веха, к которой стремиться. Горный пик, который требовалось покорить. Что-то вроде звукового барьера лётчиков. Барьер трёх минут! Он больше не думал о Роланде. Он думал о времени, которое вскоре покажет. Три минуты означали всё: вновь обрести себя, воплотить сокровенную мечту, победить, отомстить за прежние поражения.
Можно считать, что три минуты, бывшие в распоряжении физрука, уже прошли. Вот мелькнул на горе жёлтый кузов автобуса. Очень скоро, почти что сразу заскрипит под шинами песок у ворот и зашипит сжатый воздух, открывая двери. И скрытые в обшивке салона динамики разнесут по всему автобусу голос водителя: «Стадион! Следующая остановка Рынок». И это произойдёт через несколько мгновений. Если гонец Ийберлаана хочет успеть на автобус, он должен бежать, как на стометровке. Но что-то не видно, чтобы от трибуны кто-нибудь бежал. Зато подъезжает автобус.
С-с-с-с! — шипит воздух, распахивая двери. Один: пассажир выходит из автобуса, садятся двое.
Больше уже гонцу Ийберлаана не успеть, даже если он был бы быстрейшим человеком в мире. Сейчас захлопнутся двери. Через две-три секунды. Ээри ощущает всем телом, как водитель протягивает руку к кнопками, и ловит себя на том, что он весь напрягся. Неужели это действительно он прыжком борзой срывается с места? Его ли стремительно мчат к автобусу быстрые ноги? Скользят и со стуком захлопываются двери автобуса. Но он уже внутри.
Во все глаза уставился Ээри на расплывчатое лицо в оконном стекле. Ведь это не может быть он? Или он вдруг раздвоился? Настоящий Ээри, тот, кто покончил со спортом, продолжает стоять у ворот, а тут, в автобусе, мальчишка, каким он был прежде? Когда у него ещё была надежда. Когда у него ещё была цель.
Нет, возле ворот он себя больше не видит. Значит, всё-таки он один. И этот один — в автобусе. Но зачем же? Какое-то время дорога извивается по приозёрной равнине. У белого столба Ээри привычно включает секундомер. Уж коль скоро он на колёсах, можно проверить, за какое время автобус проезжает километр. Только этот эксперимент ничего не даст. Ведь автобус всегда может поехать гораздо быстрее. Сколько секунд вам угодно сэкономить? Пожалуйста. Нажмём лишь чуть сильнее на педаль газа.
Ему, Ээри, поддача газа ничем не помогла. Он не мог долго ждать, ему было невтерпёж. Пробегав неделю по дорожкам парка с двойной нагрузкой, он вложил в кеды двойные стельки и отправился на шоссе. Рано утром. Потому что километровый столб находился довольно близко от дома Роланда, и Ээри не хотел, чтобы его заметили. Асфальт был сухим, чуть присыпанным песком с обочины. Лучшей дорожки нечего и желать. Здесь
