Людям казалось, что ночи нет конца. Кто-то подбросил дров в огонь, и чайники вновь забулькали на углях. Человек, готовивший чай, проворчал, не скрывая своего раздражения:
— Я просиживал ночи напролет с заката до рассвета, но в жизни не было такой длинной.
Шейх кивнул, соглашаясь. Другой заметил:
— Кажется, день никогда не наступит. Как я ненавижу длинные ночи! — И после паузы поправился: — Зимой!
Третий, тоном мудреца, познавшего сокровенную суть жизни, вымолвил:
— Ночь не бывает долгой. Ночь — она всегда ночь.
После долгого молчания в разговор вступил шейх Мухаммаду:
— Нет, ночь долгая… и короткая.
— Ну да, зимой долгая, а короткая…
Шейх оборвал его неожиданно резко:
— Долгая, когда требует жертв! — Откашлялся и добавил уже спокойно: — Человеческих жертв.
Эти слова напомнили всем о погибших, они ведь на похоронах. Мужчины молчали, слушая приглушенный плач женщин, доносящийся из палатки. Потом один из них, задрав голову, сказал:
— Тучи рассеиваются. Уже звезды видны.
— А ночь не кончается. Ничего нет хуже темноты, — ответил второй.
— Может быть, страх…
Мужчины переглянулись. Шейх, погрузившись в свои мысли, молчал и тянул чай маленькими глотками. Неожиданно он изрек:
— В таких случаях годится только молитва!
— О чем же молиться? Вечернюю молитву после ужина совершили, а заря еще не взошла, — насмешливо заметил молоденький паренек.
В отсвете угольков все увидели рассерженное лицо шейха. Сидевший рядом мужчина закатил парню оплеуху. Тот осекся и насупился.
— Эй!.. На молитву! — крикнул шейх, подымаясь.
Все дружно поднялись. Умылись песком, встали длинной шеренгой лицом к кибле[11]. Шейх начал молитву, но неугомонный парнишка перебил его:
— А сколько поклонов?
Шейх обернулся в растерянности:
— Два… нет, четыре. — И откашлявшись, добавил: — Два поклона по умершему, а два — во имя аллаха.
— Но ведь умерших двое! — не унимался мальчишка.
Шейх, не обращая на него внимания, продолжал молиться.
Сон шейха Мухаммаду был недолгим. Заря едва занималась. Что это, все, что было вчера, — правда или дурной сон? Ему вдруг почудилось, что кто-то его зовет. Он испуганно забормотал слова молитвы. Зов повторился. О аллах, неужели страшный сон все еще продолжается? Шейх выбрался из палатки на четвереньках, стараясь не потревожить спящих вповалку людей. Вылез наружу, обратился лицом к востоку, коснулся губами земли, вздохнул. Слава аллаху! Прислушался… В долине по-прежнему ревел поток. Он вынул четки из кармана рубахи, сел на корточки, совершил омовение и приготовился к утренней молитве. Но что это?
— Мухаммаду… Шейх Мухаммаду!
Шейх вскочил, выронив четки… Голос Дамуми… О господи! Он не страшится призраков и ифритов, ибо знает, что они являются лишь простым смертным, а не шейхам и верным рабам аллаха. Взбодрившись от этой мысли, он пошел в направлении долины. Наткнувшись на острый камень, он понял, что вышел босым. Неужели Дамуми жив? Шейх дошел до края долины. При свете зари он увидел силуэт человека, борющегося с течением.
— Дамуми!..
Крик его разорвал тишину. Зафыркал верблюд, испуганно заблеял ягненок. Шейх собирался крикнуть еще раз и тут услышал:
— Веревку… Шейх Мухаммаду! Веревку!
Тут только дошло до шейха, что это Дамуми, живой и невредимый. Он побежал к палатке, где спали мужчины. Стал расталкивать их.
— Люди! Вставайте… Да вставайте же… Мир проснулся, а вы спите, как бабы!
Один встряхнулся, продрал глаза:
— Что, уже день?
— День. И Дамуми вместе с ним… Вставай!
— Что?!
Мужчины помчались к долине, вслед за шейхом, который тащил джутовую веревку. Такой арканят разыгравшихся верблюдов. Шум нарастал. На берег своенравной реки высыпали женщины. Дамуми плывет! Что это черное у него за спиной? Сердце у шейха учащенно забилось: живая или мертвая? Во имя аллаха!.. Бросил конец веревки в воду. Она упала, не долетев до Дамуми. Подошел один из мужчин, взял у шейха веревку, поплевал на руки, изо всех сил размахнулся и бросил. Все затаив дыхание следили за концом веревки, казалось, повисшим в воздухе. Дамуми успел подхватить его. Держась одной рукой за веревку и сжимая шест в другой, он шагнул вперед. Мужчины на берегу принялись тянуть веревку.
