После купания Галина Николаевна помогла Жене надеть длинную розовую ночную рубашку с кружевами, и, мягко хлопнув его по попке, уложила в постель.
— Спокойной ночи, детка.
— Спокойной ночи, мамочка…
5
Когда Женя проснулся, он увидел, что мама сидит рядом с кроватью и смотрит на него.
— Доброе утро, солнышко.
— Доброе утро, мамочка!
Мама и сын подались навстречу друг другу и обнялись.
— Мне сегодня в школу в платье идти? — прошептал маме на ушко Женя.
— Совсем не обязательно. — уже совершенно искренне, без всяких педагогических манипуляций ответила Галина Николаевна. — Но если ты хочешь пойти в школу в платье, то пожалуйста!
— Хочу! — решительно сказал Женя. — Только ты меня сама полностью оденешь.
— Ну конечно! Беги в ванную, и будем одеваться и завтракать.
Трудно передать словами ту гамму чувств, которая охватила Галину Николаевну, когда она в то утро наряжала своего мальчика в школу.
Белоснежные кружевные трусики, еще более изящные, чем вчерашние… «Ножки сюда, детка… Левую… Правую… Вот так!.. Надеваем… Расправляем… Как хорошо, правда?..» Мягкая нижняя сорочка, не та, что вчера, а другая, с подшитым к ней ворохом тончайших нижних юбок… Вчерашнее ярко-красное платье в белый горох, приподнятое теперь нижними юбками, чуть-чуть выглядывавшими из-под платья… Большой алый бант в прическе… Белые носочки с красными ободками. Мягкие матерчатые, очень удобные полуботиночки… Прикосновения, улыбки, слова… И нежные мамины поцелуи… И чуткие объятья в ответ…
Все это еще много-много раз повторилось потом.
Но в то утро все это вместе было в самый первый раз. И запомнилось и Галине Николаевне, и Жене на всю жизнь.
Едва только Галина Николаевна покормила Женю завтраком, в двери нетерпеливо позвонили.
Это была Яна, конечно. Сегодня она была одета не в свой привычный брючный костюмчик, а во вчерашнее кремовое платье, из-под которого тоже выглядывали краешки белоснежных нижних юбочек, придававших платью пышное очарование. Не сговариваясь друг с дружкой, Галина Николаевна и Вероника Аркадьевна нарядили своих детей одинаково!
И лица Жени и Яны сияли тоже одинаково.
Вот только бантов в прическе Яны было два.
Яна протянула Жене руку и сказала:
— Ну, пойдем? Не бойся, если кто будет смеяться, я им дам!..
— Это не потребуется! — быстро сказала Галина Николаевна. — Никто не посмеет смеяться!
6
Самое интересное, что Галина Николаевна оказалась совершенно права.
Причиной всему — необыкновенное настроение, в котором пребывали Женя и Яна. Оно как будто бы меняло сам дух реальности вокруг них.
В школу Женя и Яна вошли вместе, держась за руки, и в утренней суете никто сначала и не понял, что одна из этих двух нарядных девочек — на самом деле мальчик. И к тому же известный школьный забияка.
А когда это постепенно стало доходить до окружающих, вокруг Жени и Яны начала распространяться волна изумления, растерянности и, одновременно, неожиданной, непривычный для многих радости. В соединении этих впечатлений никакого места насмешкам просто не было, не могло быть.
Наоборот. На лицах Жени и Яны отражались такое умиротворение, такая гармония, что в сознании окружающих как будто бы само собой стало утверждаться понимание того, что мальчик в нарядном платье — это очень даже красиво. И вполне естественно.
Более того, многие сверстники Жени почувствовали себя вдруг как-то скованно и неудобно в своих костюмах и джинсах…
Когда Женя и Яна, все так же держась за руки, вошли в класс, сначала тоже никто ничего не понял, но затем по классу пробежала все та же волна растерянности, изумления и радости. Все одноклассники и одноклассницы Жени уставились на него с открытыми ртами и вытаращенными глазами, и кто-то из мальчиков сказал:
— Женька! Ну ты даешь!
А кто-то из девочек воскликнул:
— Женечка! Какой хорошенький!
И тут же все одноклассники кинулись к Жене и Яне и плотно окружили их. И если мальчишки только смотрели на Женю, хлопая глазами, то девочки принялись теребить его платье, бант, а кое-кто даже успел приподнять подол его платья, чтобы полюбоваться нижними юбками. А если получится — то и трусиками!..
Женю это ничуть не рассердило. Наоборот.
