В конце концов Лео, намеревавшийся было взять Джо в свое дело сначала в качестве служащего, а потом, если дело пойдет на лад, на правах компаньона, отказался от этой мысли. Он заметил, что они с Джо начинают злиться друг на друга точно так же, как в детстве. Итак, вместо того чтобы немного потесниться и очистить место для Джо, Лео выпроводил его на все четыре стороны и, купив для него табачную лавочку за 1400 долларов, предоставил ему самому искать себе место в жизни. «Видит бог, — сказал он себе, — это только для того, чтобы убрать его со всей семейкой из моего дома». Однако он был немало изумлен тем, что из этого вышло.
Джо взялся за дело всерьез, и оно пошло на лад. Он придумывал рекламные трюки, и некоторые из них оправдали себя. Так, например, своим постоянным покупателям, бравшим у него дешевые сигары, он посылал в подарок коробочку с двумя дорогими сигарами, к которым присовокуплял следующее, им самим сочиненное, послание:
У МОЕЙ МАЛЮТКИ-ЛАВОЧКИ ПРОРЕЗАЛСЯ СЕГОДНЯ ПЕРВЫЙ ЗУБ.
РЕКОМЕНДУЮ ВАМ СИГАРЫ, КОТОРЫЕ ОНА КУРИТ, ЦЕНЫ СХОДНЫЕ, СИГАРЫ ПРЕВОСХОДНЫЕ!
Покупатели откликнулись на это весьма благосклонно. Кое-кто даже перешел на дорогой сорт сигар. Но еще прибыльнее, чем рекламные трюки, оказалась доставка сигар в конторы и учреждения окраин. Это сразу сделало лавку Джо солидным бизнесом.
Лео был поражен. Он видел, что Джо всецело поглощен расширением своего дела, и решил, что теперь он «спасен». Ему все еще казалось, что только бизнес создает человеку «нормальную» жизнь, спасает его от всех бед. Правда, чем бы братья ни занимались, чувство неуверенности, с которым они родились на свет, только усиливалось. У Джо это чувство питалось неудачами, а Лео открыл, что и удачи не освобождают от него, даже, наоборот, скорее обостряют. Однако ни Джо, ни Лео и в голову не приходило, что чувство это можно воспринимать иначе, как неизбежность. Всякий бизнес, конечно, был сопряжен с риском, и они принимали это как должное. Ведь бизнес, думали они, не игрушка — сломал, поплакал, купят новую.
А потом Лео узнал, что Джо принимает от своих покупателей ставки на лошадей.
— С ума ты спятил, что ли! — кричал Лео. — Полиция прихлопнет твою лавчонку!
Но Джо заявил, что букмекерство очень помогает торговле, да и само по себе неплохое дело.
— Моим покупателям время от времени хочется поставить на лошадку, — сказал он. — Так почему же мне не пообчистить их обеими руками. — Переубедить его было невозможно.
После этого Лео уже никогда не заходил в лавку к брату. Он боялся. Ему казалось, что на лавку неминуемо нагрянет полиция, и то, что он финансировал подобное предприятие, было уже достаточно скверно, — не хватало только, чтобы его сцапали там, на месте преступления!
Лео не просто был зол на Джо. Он никак не мог понять его, не мог найти оправдания тому, что тот делал. Для Лео это был вопрос морали. Впрочем, мораль, конечно, не устояла бы, будь букмекерство и в самом деле полезно для бизнеса. Но в том-то вся и штука, что оно было полезно только отчасти. Ради сравнительно небольшого барыша приходилось рисковать всем предприятием, потому это и становилось для Лео вопросом морали.
«Кто поверит, что мы — родные братья, — думал Лео. — Ну точно мы из разного теста выпечены».
Он снова, как и прежде, чувствовал, что с Джо что-то в корне неладно. С его точки зрения, Джо был «плохой», а он сам, Лео, — «хороший». И в самом деле Лео был «хороший» человек — «хороший» в отношении людей, «хороший» в отношении закона. Но он был «хороший» только потому, что не чувствовал уверенности и хотел, чтобы люди и закон его не трогали. «Я всем друг, если мне это по карману», — говорил он себе, и это значило, что он переставал быть «хорошим», когда его чувство неуверенности усугублялось.
А Джо в самом деле был «плохой». Как и Лео, он страдал от неуверенности, как и Лео, ему хотелось, чтобы его любили, уважали или, на худой конец, оставили в покое. Но он слишком упорно, слишком долго был отщепенцем, чтобы надеяться на то, что если он будет «хорошим», это спасет его от неуверенности. Поэтому он и не пытался быть «хорошим» и в своих делах всегда шел прямо к цели.
