Теперь эта странная дама Элеонора Юрьевна... Явно говорит не все, явно темнит. Уж если Величковский отделал туалет домоуправления, то ясно, что их отношения ближе, чем она хочет показать, и не исключено, совсем не исключено, что она уже звонит ему, уже предупреждает. Как бы там ни было, Величковский кое-что знает о Свете, они знакомы, неоднократно встречались, между ними деловые или, скажем, денежные отношения. Но если он вот так свободно раздает визитки со своим мобильным телефоном, значит, чувствует себя в безопасности? Это действительно неуязвимость или ловкий ход, прикрывающий нечто большее?
Худолей путался в предположениях и только сейчас начал понимать сложность положения Пафнутьева, когда тот принимался за очередное расследование. Многозначность следов и улик, сознательная и невольная путаница в показаниях, притворство и откровенное придуривание, ложные следы, фальшивые адреса, искаженные фамилии... Все это месиво нужно было просеять, отделить зерна от плевел и в конце концов твердо и бестрепетно указать пальцем на человека, а если и не называть преступником, то сделать все, чтобы преступником его назвал суд.
* * *
Пафнутьев слушал рассказ Худолея, не перебивая и не задавая вопросов. Он вскидывал брови, склонял голову то к одному плечу, то к другому, вертел ручку на столе, заглядывал в ящик стола, потом, словно спохватившись, вынимал блокнот и листал его в поисках какого-то телефона, а найдя, снова прятал в карман.
Когда Худолей умолк, Пафнутьев некоторое время рассматривал его, как обычно рассматривают попутчика в троллейбусе — вроде с интересом, но в то же время совершенно безразлично.
— Сколько она тебе налила? — наконец спросил Пафнутьев.
— Элеонора Юрьевна? Граммов сто.
— Больше не предлагала?
— Предлагала, но я отказался.
— Напрасно. Совместное распитие спиртных напитков располагает к разговору доверительному, искреннему, даже задушевному. Разве ты этого не знал?
— Догадывался, Паша... Но, знаешь, робость обуяла.
— Тебя?!
— А что ты удивляешься?.. В душе я робкий. И Света всегда подтверждала. Ты, говорит, робкий, но настырный. Но ведь и настырность мне не присуща, Паша, верно? Я же не по нахаловке прикасался к разным ее местам... Это, Паша, от невозможности себя сдержать.
— Любовь? — уточнил Пафнутьев.
— Нет, Паша, не любовь. Любовь — это вздохи на скамейке, прогулки при луне... А здесь наваждение какое-то, можно сказать — умопомешательство. Это страшно, Паша, не дай тебе бог испытать подобное. Теперь я понимаю тех, которые вешаются, травятся, топятся, с крыш сигают... Раньше я смеялся над ними, дураками обзывал, а теперь мне за это совестно. Я даже переживаю. — Худолей помолчал, рассматривая собственные ладони, и добавил: — Иногда.
— Вывод? — спросил Пафнутьев.
— Величковского искать надо.
— И тащить на опознание.
— Думаешь, что он... — Худолей замолчал, предоставляя Пафнутьеву самому произнести и собственный вопрос, и ответ на него.
— Смотри, что получается... Квартира принадлежит Величковскому, плиточнику, блуднику и, как я понимаю, большому пройдохе. Юшкова снимала у него квартиру и в ней проживала. Ты тоже эту квартиру навещал. Навещал?
— Было.
— И даже ночевал там.
— Какая же это ночевка, если мы за всю ночь глаз не могли сомкнуть!
— Что же вам мешало?
— Ты, конечно, очень умный человек, Паша, но этот вопрос задал, не подумав. Знаешь, у одной бабы спрашивают: ты с чужими мужиками спала? Никогда! — отвечает она. — Разве с ними заснешь?
— Виноват, — согласился Пафнутьев. — Идем дальше. Света пропала. Вскрываем дверь — в квартире труп. Как я понимаю, лежал он там ровно столько, сколько отсутствовала Света. То есть, есть основания предполагать, что исчезновение Светы и убийство произошли примерно в одно время.
— Хочешь на нее повесить убийство? — Худолей смотрел на Пафнутьева исподлобья, но взгляд его не был твердым, скорее, испуганным, так смотрит человек, который ожидает удара, но не знает, когда он последует и в какое место будет нанесен.
Не отвечая, Пафнутьев набрал номер, подождал, пока где-то поднимут трубку.
— Шаланду, пожалуйста, — сказал он, помолчал и добавил: — Понял. Спасибо. Пусть позвонит, когда появится. Нет Шаланды на месте, — пояснил он Худолею. — Продолжаю свою мысль... Хочу ли я повесить это убийство на Свету? Нет такого желания. Буду ли я выгораживать твою Свету, если все ниточки к ней потянутся? И этого желания у меня нет.
