Банда 3 - страница 61

Тот, поколебавшись, взял, и Неклясов с улыбкой заметил, как дрогнула рука бывшего прокурора. Анцыферов смотрел на снимки — и ничего не отражалось на его лице, никаких чувств. Можно было только заметить, как смертельно побледнел Анцыферов. Молча, не проронив ни слова, ни звука, он посмотрел все снимки, аккуратно сложил их и протянул Неклясову, — Зачем они мне? — рассмеялся тот. — Они тебе нужнее. Дарю.

— А негативы?

— Негативы у меня.

— Отдашь?

— При одном условии...

— Ну?

— Ерхов. И тогда не будет статьи со снимками.

— Хорошо, — сказал Анцыферов. — Пусть будет по-твоему.

— Когда все закончится благополучно, — проговорил Неклясов, — я куплю тебе билет в Патайю. И пусть там тебя массируют ихние тайки, пока ты окончательно не придешь в себя.

— Спасибо, — кивнул Анцыферов. — Большое спасибо.

Анцыферов поднялся и чуть пошатывающейся походкой направился в глубину зала. Прежде чем свернуть в свой коридорчик, оглянулся. Неклясов сидел на месте — черное пальто до пят, полы лежали на полу, из-под них поблескивали остроносенькие черненькие туфельки. Вовчик улыбался. Издали, как-то преувеличенно четко Анцыферов отметил поблескивающие белые зубы.

Войдя в свой кабинет, он заперся и поступил так, как поступал чрезвычайно редко. Не колеблясь, все делая неспешно и безостановочно, открыл сейф, вынул бутылку коньяка какого-то французского разлива, диким, вульгарным способом, ударяя ладонью по донышку, вышиб пробку, налил полный стакан и медленно выпил до дна. Потом поставил бутылку на место, чуть прикрыв горлышко пробкой, закрыл сейф, но не запер, имея где-то в глубине своего организма утешительную мысль о том, чего он еще раз наполнит этот тонкий стакан и выпьет его вот так же, большими свободными глотками, как пьют воду в жару.

В дверь кто-то поскребся, и Анцыферов, поднявшись, тут же ее открыл, не спрашивая, кто там его решил потревожить. Едва услышав тихое поскребывание, он сразу догадался — бывшая юная парикмахерша, ныне не менее юная кассирша Леночка, единственная его утеха и отрада в многотрудных делах и тяжких испытаниях. Иногда таких вот девочек показывают в телевизионных заставках — в тот неуловимо короткий трепетный момент, когда перед съемкой на пляже операторы пудрят им нежными кисточками загорелые ягодицы.

Леночка прошла к столу, взяла стакан, понюхала, поставила на место.

— Это он тебя достал? — она кивнула в сторону зала.

— Угу, — кивнул Анцыферов. — Он.

— Хочешь, я его убью? — спросила Леночка, садясь в кресло.

— Хочу.

— Готова.

— Я тоже.

— Я даже знаю как, — Леночка смотрела на Анцыферова исподлобья, и твердость ее слов можно было истолковать как явную шутку, готовность в самом деле поступить жестко, как предварительный сговор. И охотное, легкое согласие Анцыферова тоже можно было истолковать как угодно.

— Как? — спросил он.

— Взорвать вместе с машиной.

— Хороший способ, — кивнул Анцыферов, поднимаясь и подходя к сейфу. — Надежный, следов не оставляет, наносит существенный материальный ущерб... И все можно объяснить неосторожным обращением со взрывчаткой.

— Я даже знаю, как можно ее подложить.

— Интересно, — Анцыферов опять наполнил свой стакан.

— Не пей весь, — сказала Леночка. — Оставь мне половину, — садясь, она так поддернула коротковатую юбчонку, что Анцыферов просто не мог не увидеть розовых ее трусиков, и сердце его тяжело дрогнуло, сбилось с ритма, — Я напрошусь, чтобы он меня подбросил куда-нибудь... Сяду на заднее сиденье... И пока будем ехать, оставлю у него в машине между спинкой и сиденьем какую-нибудь штуковину. Она там хорошо поместится.

— Откуда ты знаешь?

— С прокурором общаюсь... Общее направление мыслей — криминальное, уголовно наказуемое... Как-то ехала с ним, рука сама собой нырнула в это пространство... Ведь твоя рука ныряет от времени в то или иное пространство? — улыбнулась Леночка, и сердце бедного Анцыферова опять сбилось с привычного ритма. — Вот и моя нырнула. Между спинкой и сидением.

— Тебе опасно так долго общаться с прокурором.

— Что делать... Некоторым прокурорам тоже опасно общаться со мной...

— Я заметил, что прокурорам, даже бывшим, вообще опасно общаться с кем бы то ни было. — Анцыферов снова выпил коньяку. Как и просила Леночка, половину оставил, и она не заставила себя ждать.