— Сомневаюсь, — сказал Пафнутьев. — Стрелять сквозь толстое витринное стекло, не видя цели... Ведь вы к тому же сидели еще и за шторами... Кто-то знал, что вы в ресторане?
— Да.
— Кто?
— Фердолевский.
— Думаете — он?
— Или он... Или вы, — Неклясов в упор посмотрел на Пафнутьева. — Я имею в виду вашу службу. — Неклясов не сводил взгляда с Пафнутьева, будто ждал, что тот как-то выдаст себя, разоблачит.
Хмыкнул в своем углу Андрей, удивленно склонил голову Дубовик, не сдерживаясь, рассмеялся Пафнутьев.
— У меня другие методы, — сказал он.
— Вроде конкуренты у вас появились, — обронил Андрей. — Появились ребята куда покруче вас с Фердолевским.
— Конкуренты? — переспросил Пафнутьев, взглянув на Андрея. — Это точно?
— Говорят, — уклончиво ответил Андрей.
— И мне говорят, — фыркнул Неклясов. — Но я не верю. Это невозможно. Везде действуют свои законы, а у нас законы суровее, чем где бы то ни было. Так не бывает. Вот что, Павел Николаевич, — Неклясов повернулся к Пафнутьеву, потеряв интерес ко всем остальным в кабинете. — Надеюсь, вы не думаете, что я пришел сюда из-за этого пальто... Мне нужно было убедиться, что это не ваших рук дело.
— Убедились?
— Вы ведете себя спокойно... На вас не похоже. И новые ребята так не станут себя вести...
— Остается... — начал Пафнутьев.
— Да, — Неклясов склонил голову, уставившись в стол. — Да. Вы правы, Павел Николаевич. Павел Николаевич, — просяще заговорил Неклясов. — Отдай мне моего Ерхова.
— Это кто?
— Раненый. Я ему получше уход организую... Отдай, Павел Николаевич.
— Да нет его у меня! В больнице, наверно.
— Была сложная операция, — пояснил Дубовик. — Сейчас он без сознания.
— Не отдашь? — тянул свое Неклясов.
— Операция прошла успешно, но парень в очень тяжелом состоянии, — опять ответил Дубовик...
— Ну ладно... Смотрите, — проворчал Неклясов. — На вашу ответственность.
— Не привыкать, — махнул рукой Пафнутьев. — Ответим.
Некоторое время молчали. Необходимые слова были сказаны, а двусмысленность происходящего была для всех очевидной — глава местной мафии и начальник следственного отдела сидели за одним столом и оба понимали, что наверняка им еще придется встретиться, правда, в другой обстановке. Усмехался Пафнутьев, понимая, что нет у него оснований взять сейчас Неклясова, это сознавал и сам Неклясов, тоже усмехаясь нервно и неопределенно.
Через некоторое время в дверь заглянул Худолей.
— Павел Николаевич... Вопрос... Одно пальто брать или все четыре... Андрей просил уточнить...
— Он в кладовке? — спросил Пафнутьев.
— Да, я оставил его постеречь.
— Одно... У вас какого цвета пальто? — спросил Пафнутьев у Неклясова.
— Черное, — ответил тот, удивленный вопросом. — Конечно, черное.
— Тащите его сюда, — сказал Пафнутьев Худолею, провожая его взглядом, в котором была и досада, и озадаченность. Что-то насторожило Пафнутьева в происходящем, что-то было не так, но он и сам не осознал, что именно ему не понравилось. — До скорой встречи, — сказал Неклясову, увидев, что тот поднимается.
— Думаете, увидимся? — рассмеялся тот.
— Обязательно. Мир тесен, — Пафнутьев просто вынужден был пожать протянутую руку бандита.
* * *
Странные иногда вещи происходят со здоровыми, молодыми людьми, не испытавшими в своей жизни ни затяжных тягостных болезней, ни почечных колик, ни сердечных приступов, жившими до какого-то времени, не задумываясь о собственном здоровье, принимая его как нечто само собой разумеющееся, вроде бы иначе и быть не может. И вдруг попадают они с неожиданной хворью в больницу, видят вокруг себя искалеченных, искромсанных бандитскими ножами и хирургическими скальпелями людей, видят стонущих, умирающих, измученных... И мужество им изменяет. Они убеждаются, что и их, никогда ни на что не жалующихся, тоже подстерегает смерть, и умереть они могут если не к вечеру, то к следующему утру уж обязательно. Когда слабые и хилые, но закаленные бесконечными своими болезнями и мучениями лишь усмехаются, сильные стонут, прощаются с жизнью, доводят близких до полного изнеможения. И ужас их охватывает, и только тогда они в полной мере понимают собственную уязвимость, недолговечность" зыбкость существования.
