— Меня интересует наш новый городской магнат... Байрамов.
— О! — воскликнул редактор обрадованно. — Вы видели какой обалденный конкурс он организовал? Вчера передавали по телевидению. Никогда не думал, что в нашем городе столько красавиц! Мы решили опубликовать портреты... Во весь рост, разумеется... Все финалистки будут на страницах нашей газеты. Моя идея! На редколлегии все поддержали. Тираж разойдется мгновенно. Просто мгновенно! Большая фотография, на три колонки, краткие биографические данные, черты характера... Можно даже привести и воспоминания школьных учителей, как вы думаете?
— Неплохо, — кивнул Пафнутьев.
— Когда я увидел этих девушек вчера по телевидению... Меня гордость обуяла!
— Только гордость?
— Ну и конечно, ощущение бесконечной утраты... — лицо Цыкина сморщилось в горестной гримасе. — Я не могу, к сожалению, всем им уделить достаточно внимания, которого они заслуживают.
— Да, это печально, — согласился Пафнутьев.
— Мы решили устроить, так называемый, круглый стол и собрать всех участниц в этом кабинете... Шампанское, фотографии, милая беседа...
— Они будут голые? — поинтересовался Пафнутьев.
— Кто? — не понял Цыкин.
— Девушки.
— Ну, почему голые... Одетые. Все будет очень прилично, достойно. Вчера, во время передачи...
— Я видел эту передачу, — Пафнутьев воспользовался мимолетной паузой и вернул разговор на более практическое направление. — Очень красивые девушки. Особенно одна... Но и те, которые отправятся на Кипр сопровождать нашего друга Байрамова...
— А мне показалось, что это он будет их сопровождать?
— Какая разница? Результат будет один.
— Какой? — быстро спросил Цыкин.
— Вернутся они уже не девушками, — серьезно ответил Пафнутьев.
Цыкин весело рассмеялся, промокнул глаза подвернувшимся листом бумаги, благодарно посмотрел на Пафнутьева, который так распотешил его.
— Ну, девушки, это же условность... Я не уверен, что они и сейчас еще хранят, так сказать, свое, так сказать...
— Богатство, — подсказал Пафнутьев.
— Вот именно!
— А Байрамов богат?
— О! Вы не представляете, что это за человек! Он недавно завез в дом престаречых сто матрацев, представляете? — морщины на лице редактора расположились в виде самой восторженной гримасы, которую он только мог изобразить. — Вы знаете, какие там были матрацы? На каждом померло не менее двадцати престарелых! А что они сделали с этими матрацами, прежде чем умереть... Говорить не буду. А он — новые! Бесплатно. Дар городу. Убедительно?
— Да, это прекрасно... А куда дели старые? — спросил Пафнутьев.
— Матрацы? Передали в пионерский лагерь.
— Разумно, — одобрил Пафнутьев. — С точки зрения рыночной экономики очень здравое решение.
— А вы видели, что сделал Байрамов с нашими подземными переходами в центре города? Ведь это были... Общественные туалеты! Разбитые лампочки, кучи дерьма на каждом углу, нищие с обнаженными язвами, пьяные в собственной блевотине... А теперь! Это сверкающие стеклом и сталью подземные универмаги! Заморские товары! Освещение, музыка! А продавцы! Вы видели, какие там продавцы?! Юные, ухоженные, вежливые! Каждую можно выдвигать на конкурс красоты!
— Да, я видел, — сегодня, кажется, Пафнутьев выбрал самую удачную манеру разговора — не спорил, со всем соглашался, все одобрял, хотя Цыкину этого было мало — он желал не просто одобрения, он желал восторгов. — Наши подземные переходы действительно стали рассадником новой жизни. Даже я, как-то попав туда, не смог отвертеться и пришлось купить бутылку водки. Кстати, отвратительной оказалась водка.
— В чем дело! — обрадованно воскликнул Цыкин. — Я угощу вас хорошей водкой! — и не ожидая согласия, вынул из тумбочки початую бутылку «Абсолюта», блюдечко с подсохшими корочками сыра и поставил все это перед Пафнутьевым. — По граммику? — он уже свинчивал пробку. Но пить в редакторском кресле ему, видимо, было неловко, и он, встав, обошел вокруг и присел к приставному столику с другой стороны.
— По граммику можно, — кивнул Пафнутьев. Хотя пить не хотелось, но он понимал, что за рюмкой разговор будет другим — откровеннее, доверчивее и, в конце концов, — полезнее.