— А кто говорит?
— Галя, — выдавила она, словно в чем‑то призналась.
— А, Галя… Понятно, — сказал он и снова помедлил. — Встретиться бы надо, поговорить, а?
Она молчала.
— Ты завтра вечером что делаешь?
— Ничего, — тупо, без выражения ответила она.
— Тогда приходи ко мне… Приходи в шесть. Ладно?
— Ладно, — так же тупо согласилась она.
— Знаешь, где живу?
— Знаю.
— Тогда договорились. До завтра!
Она еще с полминуты слушала трубку, пока не поняла, что это просто частые гудки. Тогда она положила трубку. Завтра в шесть часов. Что будет завтра в шесть часов, она не думала. Будет так, как он хочет…
В половине шестого она вышла из дому. День, с утра синий, уже остывал. Она шла по улице мимо домов, магазинов, почтамта, мимо пирожковой — стеклянного аквариума, мимо родильного дома с белыми плотными занавесками в окнах, мимо толпы студентов, выхлынувшей из пединститута, мимо ребят с коньками, ловивших последний, рыхлый уже лед, мимо старух, сидящих в сквере на прогретой за день лавочке, мимо пьяных слез у входа в закусочную, мимо длиннющих — от перекрестка до перекрестка — окон новой фабрики, мимо женщины с детской коляской, похожей на танк на рессорах.
Галя шла быстро, но ноги двигались неловко, как чужие, и руки были как чужие, и каждый ее шаг принадлежал не ей.
Костя открыл дверь и сказал:
— А–а… Заходи.
В коридоре было темно, Галя ударилась обо что‑то бедром и тупо ощутила, как болит и твердеет ушибленное место.
Костя толкнул дверь в комнату. Она вошла следом и стала у двери.
— Садись, — сказал он.
Она села на стул, на самый краешек, сдвинув закаменевшие колени.
— Ну? — спросил Костя.
Она глядела в пол, со страхом чувствуя, как подбирается к плечам озноб: вот–вот заходит дрожью все тело, и тогда уже ни встать, ни сказать слово, ни двинуть рукой.
— Тебе сколько лет?
Она сглотнула:
— В августе будет шестнадцать.
— В августе… — Он покачал головой. — Учиться тебе надо, понимаешь?
Помолчал, будто ждал ответа, и снова заговорил:
— Хочешь, слушай, хочешь, нет, но мой тебе совет — не балуйся ты этим делом. Еще успеешь. И нарадоваться успеешь, и наплакаться. Это ведь штука такая: один раз споткнешься, а потом всю жизнь синяки считать. Понимаешь?
Она кивнула. Она ничего не понимала. Она просто ждала, когда он скажет, что с ней будет дальше.
— Ну, вот и слава богу, что понимаешь, — проговорил он, и голос его повеселел: — Ты девчонка симпатичная, тебе особенно нужно голову на плечах иметь. Ясно?
Галя поняла, что надо снова кивнуть, и кивнула.
— Ну, вот и порядок, — услыхала она и вдруг почувствовала на щеке его руку. Она сжалась и, почти закрыв глаза, вдруг потянулась щекой к жестковатой ладони…
— Умница, — сказал Костя. — В общем, будем считать, что договорились. На вот тебе шоколадку и иди домой.
Она встала и машинально взяла тоненькую легкую плиточку. У двери Костя потрепал ее по плечу и сказал напоследок, опять ухмыльнувшись:
— А учиться надо хорошо!
Потом она шла по улице, морщила брови, чувствуя, что что‑то произошло, и никак не могла понять, что именно. Шоколадка теплела и размякала в ладони. Галя вспомнила о ней только дома, на лестнице, когда полезла за ключом. Она машинально съела шоколадку, скатала обертку в плотный комочек и бросила на лестницу — серебристый шарик мягко запрыгал по ступенькам.
Лидии не было, но вышла она, видно, ненадолго — белье, замокавшее с вечера в эмалированном тазу, было залито теплой мыльной водой. Галя сняла кофточку, надела передник и стала стирать. Теплая мыльная пена вскипала и опадала между пальцами.
Пришла Лидия, встала за спиной и опять стала говорить что‑то про учебу, про отметки. Галя не отвечала. Лидия сказала:
— Ну‑ка, посмотри на меня.
Галя не обернулась.
— Ты можешь ответить?
Она не ответила.
Тогда Лидия обошла ее и, заглянув в лицо, проговорила, с удовлетворением выделяя слова:
— Теперь, надеюсь, ты возьмешься за учебу.
Галя сполоснула и выкрутила белье, развесила в кухне. Лидия позвала есть. Она ответила, что не хочет, — ей правда не хотелось есть и вообще не хотелось в комнату.
Лидия сказала:
— Только, ради бога, не объявляй голодовку. В конце концов, произошло лишь то, что все равно должно было произойти. И, поверь, тебе же на пользу.
