Административные места в г. Кронштадте занимаются членами Исполнительного комитета или уполномоченными им лицами».
Этот документ лишал всякой власти Пепеляева — комиссара Временного правительства в Кронштадте, и он немедленно подал в отставку. Такое решение Кронштадтского Совета произвело впечатление внезапно разорвавшейся бомбы. Власти переполошились. Не имея сил и возможности принудить Кронштадт повиноваться, они начали против него злобную пропагандистскую кампанию, обвиняя кронштадтцев в «отделении от России».
Владимир Ильич Ленин неодобрительно отнесся к решению кронштадтцев, считая, что Советская власть в одном городе — это абсурд, утопия и что, замыслив такое решение, надо было посоветоваться в ЦК партии. Вместе с тем Владимир Ильич считал, что, коль скоро решение вынесено — надо держаться. Он высказал пожелание, чтобы кронштадтцы не дали поставить себя на колени в развернувшейся борьбе.
В ответ на выпады буржуазной и соглашательской прессы делегация кронштадтцев была направлена по приморским городам и базам, чтобы рассказывать морякам Балтийского флота о положении в Кронштадте, разоблачать выдумки о том, что непокорный город отделился от всей России. До приезда к нам делегация находилась в Выборге, где члены ее выступали на многочисленных митингах и собраниях. В Гельсингфорсе она побывала в городском Совете, в комитете РСДРП (б), затем пришла и к нам в Центробалт.
Встреча с нею была очень теплой. Руководитель делегации поведал нам вкратце о последних событиях, посоветовался, на каких кораблях и в каких частях выступить.
[98]
Гельсингфорсцы восторженно встретили кронштадтцев. Команды «Севастополя», «Полтавы», «Гангута», «Петропавловска», «Республики», «Славы», «России» приняли резолюции, одобряющие действия Кронштадтского Совета. Подобные же решения были вынесены на митингах в Гжатском и Лодейнопольском полках, в Свеаборгской крепости. Под давлением матросских и солдатских масс Гельсингфорсский Совет вынужден был заявить, что «в отношении Временного правительства Кронштадтский Совет осуществил свое право».
Перед отъездом из Гельсингфорса кронштадтцы выступили на пятнадцатитысячном общегородском митинге, длившемся до позднего вечера. Гостей приняли тепло.
После этого делегация съездила в Або, а затем должна была отправиться в Ревель. Со штабом флота мы договорились, что ее возьмет на борт эсминец «Инженер-механик Зверев». Мы проводили товарищей, пожелали им счастливого пути. Но вскоре они опять появились в ЦКБФ. Вид у них был растерянный. Я спросил, что случилось.
— Ерунда какая-то, — сказал один из кронштадтцев, разводя руками, нас попросили с корабля.
— Быть того не может!
— Кто посмел?
Центробалт загудел как улей. Немедленно позвонили в штаб флота, предложили задержать выход «Инженер-механика Зверева». А уже через полчаса перед нами стоял виновник этого происшествия мичман Севастьянов. Голосом, не предвещавшим ничего хорошего, Дыбенко спросил:
— Как вы объясните Центробалту свои художества?
— Согласно уставам, — довольно резко ответил мичман, — посторонним лицам запрещается находиться на корабле.
— Вот как!.. — протянул Дыбенко и оглянулся на нас. — Я предлагаю, товарищи, за удаление с корабля лиц, размещенных там по приказу Центробалта, мичмана Севастьянова немедленно арестовать.
— Правильно! — раздались голоса.
— Есть ли надобность в голосовании по этому вопросу? — спросил Дыбенко.
— Абсолютно никакой.
Севастьянова взяли под стражу, а делегацию отправили в Ревель пассажирским пароходом.
Когда страсти улеглись, мы стали думать, что делать со строптивым мичманом. Все сошлись на том мнении, что по молодости он погорячился. В это время пришли пред-
[99]
ставители с эсминца и попросили отпустить Севастьянова. Они говорили, что он человек неплохой, прежде за ним ничего дурного не наблюдалось. К тому же у него все служебные шифры. Мы уважили просьбу. Но в воспитательных целях взяли у Севастьянова расписку в том, что по первому требованию он явится в ЦКБФ.
Постепенно Центробалт все больше расширял сферу своего влияния на флот. Матросы со штабного корабля «Кречет» держали нас в курсе событий, происходящих в штабе. Центробалт знакомился со всеми радиограммами и телеграммами, направляемыми из штаба на корабли. Командование флота не оставляло, однако, попыток подорвать наше влияние, используя для этого малейшую возможность.
