Вдруг, не сказав ни слова, он буквально надломился от смеха, едва не уткнувшись носом в колени, - его смех был совершенно беззвучен и похож на монотонный посвист гигантского - в рост человека - волчка. Разогнувшись, он так же беззвучно шлепнул себя по ляжке. "Ты представить себе не можешь, сколько шуму наделал мой Рон, - сказал он. - Тоби принес эту птичку с собой на берег. Он знал, что Рон говорить умеет, но не по-арабски же. Господи, Боже мой. Мы сидим себе в кафе, травим байки (я Тоби не видел полных пять лет), и вдруг ни с того ни с сего Рон как пойдет чесать. По-арабски. И представь себе, он читал Калиму, самый что ни на есть священный, да еще и тайный вдобавок, текст из Корана. Калиму, значит. И после каждого слова пердел, ведь правда, Рон?" Попугай изъявил согласие, свистнув еще раз. "А она такая священная, Калима-то, - объяснил Скоби мрачно, - что и минуты не прошло, а мы уже были в самой середке огромной толпы, и они все прямо из штанов выпрыгивали. Слава Богу, я знал, в чем дело. Ведь если немусульманина застукают на чтении Калимы, то лучшее, что его ожидает, это обрезание на месте. - Глаза его вспыхнули. - Так себе, прямо скажем, перспектива для бедняги Тоби - сойти на берег и вернуться обрезанным, я даже всерьез волноваться начал. (Я-то сам давно обрезался.) Но знаешь, присутствие духа мне не изменило. Он совсем уже было собрался поотшибать тыквы тем, кто поближе стоял, но я его удержал. Понимаешь, я был в полицейском мундире, и это было нам на руку. Я обратился к толпе с краткой речью и сказал им, что я прямо сейчас доставлю неверного вместе с его ужасной птицей куда надо и там их обоих обрежут по самое мое. Это их утешило. Вот только Рона заткнуть было совершенно невозможно - не желал молчать, и все тут, даже под тряпкой, так ведь, Рон? И всю дорогу, до самого дома, этот ублюдок орал Калиму что есть мочи. Нам бежать пришлось. С ума сойти, никогда со мной такого не было".
Он говорил и понемногу снимал с себя полицейскую сбрую. Феска заняла свое место на ржавом железном гвозде над кроватью, прямо поверх распятия, освящавшего сей крохотный альков. Там же, за ширмой, обитал и мраморный кувшин с питьевой водой. Скоби облачился в потертую спортивную куртку душераздирающей расцветки, с жестяными пуговицами и, тщательно промокнув лысину, продолжил: "Должен тебе сказать, я был просто счастлив повидаться со стариной Тоби, мы столько лет не виделись. Конечно, птичку ему пришлось продать, после такого-то. Он просто не решился бы идти с ней обратно на корабль через доки. Но и у меня с Роном проблемы - я тоже не выношу его из комнаты: черт его разберет, что он там еще умеет. - Он вздохнул. - И что еще хорошо - Тоби оставил мне рецепт вискизаменителя, слыхал о таком? Вот и я тоже. Лучше шотландского и дешевле дерьма, старина. С этих пор я сам себе буду варить все, что пью, - благодаря Тоби. Вот, смотри-ка". Он продемонстрировал мне грязную бутылку, наполненную под самое горлышко какой-то явно горючей жидкостью. "Это так, пивко домашнее, - сказал он, - но очень недурственно на вкус. Я вообще-то три сделал, но две взорвались. Я назову сей напиток "Пласа"".
"Ты что, - спросил я, - торговать им собираешься?"
"Боже упаси! - сказал Скоби. - Исключительно для внутреннего пользования. - Он задумчиво потер живот и облизал губы. - Попробуешь стаканчик?"
"Да нет, спасибо".
Скоби посмотрел на часы и поджал губы. "Мне тут скоро Аве Марию читать. Придется тебя выставить, старина. Давай только сходим посмотрим, как вискизаменитель подходит, ладно?"
Его эксперименты всегда вызывали во мне самый неподдельный интерес, и я охотно последовал за ним обратно на лестничную клетку, а оттуда - в неряшливый чуланчик, где стояла теперь длинная оцинкованная ванна, совсем новая и приобретенная им в откровенно преступных целях. Над ванной тускло светило чумазое сортирное окошко, по стенам висели полки со всевозможным снаряжением для новой сей мануфактуры - дюжина пустых пивных бутылок, две разбитые и огромный ночной горшок, который Скоби всегда и непременно называл "фамильной ценностью"; а кроме того - обтрепанный пляжный зонт и пара галош. "А это зачем? - не удержался я. - Ты в них что, виноград давишь - или картошку?"
